Феликс обезоруживающе заявил, что очень сожалеет о причиненном семье беспокойстве и готов принять любое наказание, которому решит его подвергнуть Фредерика.

Но так как было очевидно, что даже самое суровое наказание не перевесит удовольствия от совершенного путешествия, включавшего привилегию испытать морскую болезнь по пути из Маргейта в Рэмсгейт и перепачкаться с головы до пят машинным маслом и прочей грязью, Фредерика решила обойтись вовсе без наказания, всего лишь еще раз попросив Джессами следить за братом. В отличие от чувствительной Кэрис, которая провела бессонную ночь, прислушиваясь к малейшему шуму, Фредерика внешне сохраняла спокойствие, напоминая, в ответ на упреки сестры, многочисленные случаи внезапных исчезновений Феликса, который появлялся целым и невредимым, в полной готовности к очередному приключению. Ее поддержала мисс Уиншем, заявившая, что скверный мальчишка как кот, которого можно вышвырнуть в окно, но он все равно приземлится на ноги.

Джессами, раздираемый неодобрением и тайным восхищением авантюрой младшего брата, принял возложенную на него обязанность и ограничился всего лишь мягким упреком по его адресу (к удивлению юного джентльмена). Несмотря на твердую решимость не тратить попусту время в Лондоне, Джессами часто испытывал желание отбросить книги и испробовать хотя бы некоторые из развлечений, предлагаемых столицей. Просьба Фредерики снабдила его предлогом, позволяющим поддаться упомянутым импульсам, и, хотя он заставил Феликса подняться на триста сорок пять ступенек колонны, воздвигнутой в память пожара 1666 года, а потом, когда за шесть пейсов с каждого они очутились на железном балконе, расположенном на самой верхушке, сообщил брату, что они находятся двадцатью четырьмя футами выше колонны Траяиа, это была первая и последняя образовательная экспедицию в ту памятную неделю. Когда Феликс узнал, что Новый монетный двор с его паровыми машинами и газовым освещением можно посетить только по особому разрешению, он проявил готовность наслаждаться менее изысканными зрелищами – львами и тиграми в «Эксетер-Чейндж», водным представлением в «Сэдлерс-Уэллс», бурной мелодрамой в Саррейском театре и тренировочным боксерским матчем в Файвс-Корт, на Сент-Мартин-стрит. Правда, угрызения совести не дали Джессами повести Феликса на бурлеск или петушиные бои. Ни разу не видя более волнующего представления, чем сцены из Шекспира в доме крестного, Джессами был захвачен мелодрамой и остался глух к голосу совести, шептавшему ему, что, приводя Феликса в театр, он подвергает опасности его невинную душу. Однако при виде публики, собравшейся в Файвс-Корт, Джессами не смог игнорировать этот голос, который кричал, что он не только завлекает брата в сети порока, но и сам рискует поддаться дурным соблазнам Лондона. Так как зрелища вроде собора Святого Павла, Тауэра или музея Буллока не вызывали у Феликса ничего, кроме презрения, Джессами пришла в голову счастливая мысль предложить поездку на пароме по Большому соединительному каналу из Паддингтона в Аксбридж, и Феликсу пришлось бы согласиться на это путешествие (которое для испытавшего все радости пребывания на пароходе не могло не показаться смертельно скучным), если бы он не узнал в своем путеводителе о существовании Пирлесс-Пул. Это обширное курортное место, располагавшее купальней, лужайкой для игры в шары, библиотекой и прудом для рыбной ловли, находилось в Мурфилдсе, за Вифлеемской больницей. Джессами, начинавший ориентироваться в Лондоне, подозревал, что этот курорт, судя по его положению, мог оказаться не предназначенным для приличного общества, но, узнав, что ранее он именовался Опасным прудом из-за числа людей, которые тонули там во время купания, естественно, отказался от своих возражений. Он охотно согласился отправиться туда, решив про себя, однако, что не позволит Феликсу купаться в пруду, пока не убедится на личном опыте в полной безопасности этого мероприятия. Но так как Опасный пруд давно превратился в абсолютно безобидную купальню, где в холодный весенний день не было ни души, братья решили отложить плавание в нем до более теплого времени.

Естественно, Феликс рассказал всей семье о Пирлесс-Пул и о том, что они с Джессами собираются снова отправиться туда, когда станет теплее, но, оставшись наедине с братом, заявил, что не намерен сообщать о посещении Файвс-Корт.

– Ты же знаешь, каковы женщины! – сказал он. – Они наверняка поднимут крик – как будто есть какой-то вред в том, чтобы посмотреть хороший боксерский матч!

Эти легкомысленные слова явились последним ударом по чувствительной совести его брата. Они заставили Джессами осознать, что он не только скрыл посещение Файвс-Корт и Саррейского театра, но и научил Феликса обманывать, подав ему пример. Придав взгляду суровое выражение и сжав губы, он ответил:

– Мне не следовало водить тебя туда, и я собираюсь рассказать об этом Фредерике. Вред есть не в самом матче, а в публике – там делают ставки и… ну, не важно, но я не должен был вести тебя в подобное место!

– Что за фигня, Джесси! – с отвращением произнес Феликс.

Он уже приготовился к битве, но Джессами, хотя и сверкнул глазами, предпочел проигнорировать оскорбление.

Когда он поведал о своих промахах Фредерике, она отнеслась к ним снисходительно. Ей не казалось, что двенадцатилетний мальчик подвергался какой-либо опасности, посмотрев волнующую мелодраму или боксерский поединок, и, даже когда Джессами сообщил, что некоторые аспекты мелодрамы были явно аморальны, она рассудительно заметила:

– Не думаю, чтобы Феликс обратил на это внимание – его ведь интересуют только приключения. Конечно, не следует постоянно водить его на подобные пьесы, но тебе не в чем упрекнуть себя, Джессами, – ты не причинил брату никакого вреда. Что касается бокса, то мне он кажется отвратительным, но я хорошо знаю, что джентльмены из высшего общества не видят в нем ничего дурного. Даже твой крестный…

– Дело не в боксе, а в публике, – объяснил Джессами. – Мне следовало догадаться, что я, кто намерен стать священником, повел своего младшего брата по греховной стезе!

Заметив признаки того, что ее брат Харри непочтительно именовал «раннехристианским мученичеством», Фредерика поспешно возразила:

– Какой вздор, Джессами! Ты придаешь этому слишком большое значение! Конечно, ты мог обратить внимание на публику, но Феликса интересовал только бокс!

– Мне кажется, – сердито сказал Джессами, – что с тех пор, как мы приехали в Лондон, ты не думаешь ни о чем, кроме бальных платьев для Кэрис и тому подобных светских пустяках!

– Ну а кто об этом подумает, если не я? – отозвалась Фредерика. – Кто-то ведь должен этим заниматься! – Она бросила на него насмешливый взгляд. – Лучше бы ты, вместо того чтобы читать мне мораль, перестал поощрять нашего соседа преследовать нас!

– Преследовать? – нахмурился Джессами. – Если ты имеешь в виду, что он держится вежливо и дружелюбно…

– Конечно нет! Я имею в виду, что он волочится за Кэрис и становится назойливым.

– Если он тебе не нравится, то почему ты не скажешь Кэрис, чтобы она держалась от него подальше? Хорошо я буду выглядеть, если дам ему отповедь! Да и почему я должен это делать? Уверяю тебя, он разговаривает с Кэрис с величайшим уважением. Кроме того, я познакомился с ним на несколько дней раньше, чем он с Кэрис!