себе Константин рассказал, что был дважды женат, детей, правда, не завел. Может, оно и к лучшему. Всю жизнь он мечтал встретить Танечку, такую милую, человечную, — бог услышал его голос и помог. Костя работает администратором в областной филармонии, давно перешел на «ты» с самыми известными артистами и музыкантами. Ездит с ними по стране, даже за границу, правда, только в социалистические страны, но он всегда мечтал не о путешествиях, а о семейном счастье. Поэтому в планах — расстаться с работой и сделать предложение женщине своей мечты. Они танцевали, много выпили, было весело.

Костя часто вытягивал из кармана бумажник, готовый лопнуть от наличности, официанты только успевали бегать к столику, на кухню и обратно. Если бы не этот ресторан, шумный, прокуренный, с оглушительной музыкой, обилием вина и шампанского, — вечер можно было бы назвать удавшимся.

— Что еще можно вспомнить, какие мелкие детали?

Когда танцевали, он снял пиджак, на внешней стороне правого запястья стала видна наколка: кинжал, рукоятку которого обвила змея. Он поймал взгляд Захаровой и сказал: юношеские шалости, сейчас надо бы свести, но времени не хватает. Запомнилось не московское произношение Бортника — протяжное «о» и мягкое «г», — часто встречается на юге, например, в Краснодарском крае.

Ничего существенного Захарова больше вспомнить не могла, она впала в состояние, когда люди перестают реагировать даже на угрозы. Сидела, накрывшись своей шапкой, всхлипывала и комкала носовой платок. Орлов вызвал служебную машину, чтобы ее довезли до дома.

Глава 16

Виктор Орлов оставил машину во дворе оборонного института, работавшего над созданием нового поколения твердотопливных двигателей для межконтинентальных баллистических ракет, подождал внизу лифт и поднялся на пятнадцатый этаж в особый отдел. Он коротко переговорил с начальником отдела и секретарем институтской парторганизации. Сказал, что секретарь профкома Вера Игнатова проходит свидетелем по делу, которым сейчас занимается госбезопасность. Нет, Игнатова вне всяких подозрений, напротив, она сознательная гражданка, ей доверяют.

Орлова проводили в большую комнату, которую занимал красный уголок. Здесь в беспорядке стояли несколько столов и стульев, в углу кумачовое знамя, стены украшали портреты передовиков социалистического соревнования и вырезки из газет, пожелтевшие от времени. Он расположился за одним из столов, но тут в комнату влетела женщина с чувственными губами, волосы светлые, до плеч, синий деловой костюм и желтая шелковая блузка. Вера Ивановна чудом сумела втиснуться в белый халатик, тесноватый в груди.

Искушенный в ценах на импортную одежду, мужскую и женскую, Орлов задержал взгляд на замшевых светло-бежевых сапогах с высоким каблуком. Ясно, что муж Игнатовой, член-корреспондент Академии наук, такие покупки потянет с трудом. Вера сделала несколько шагов, остановилась, сказала «зрась». В глазах вопрос: случилось что-то ужасное? Она еще не поняла, что происходит и как себя правильно вести. Игнатовой было страшно, но она боролась со страхом изо всех сил.

Орлов попросил ее закрыть дверь и сесть напротив. Вера придвинула стул, положила руки на столешницу, но спохватилась, спрятала их, и снова положила, — пусть майор видит, что она спокойна. Орлов сказал, что встречался с гражданкой Игнатовой, но в тот день разговор не получился. Новых вопросов он не придумал, но надеется сегодня услышать правду.

— Я растеряна, — сказала Вера Ивановна насмешливо. — Не понимаю, о чем еще говорить, когда все слова сказаны… После того, как ушла Танечка, мир наполнился темными красками. Будто ночь настала. Эта ночь не кончается.

Орлов поглядывал на наручные часы, показывая, что временем на лирические отступления он не располагает. Когда монолог стал затягиваться, он кашлянул в кулак и сказал:

— Ну все, хватит. Теперь, Вера Ивановна, меня послушайте. Я про вашу жизнь узнать не поленился. И вышла такая картина… Драматичная и безрадостная.

Он понизил голос и сказал, что, по словам бывших коллег, Вера Ивановна давно пристрастилась к воровству. В милиции есть заявления потерпевших граждан, они обвиняют гражданку Игнатову в том, что она похитила личные средства и еще кое-что. С предпоследнего места работы Игнатова ушла, потому что поймали буквально за руку. Были извинения, слезы, раскаяние. Был телефонный звонок, большой человек из профильного министерства просил не слишком уж стараться, изобличая женщину за ее проступок.

Решили не доводить до милиции, Игнатова написала заявление по собственному и сказала «до свидания». С последнего места работы она ушла, потому что наличные средства профсоюзной организации, точнее, две тысячи двести рублей и сорок копеек, на которые планировали закупить товары для майской демонстрации, исчезли из ее сейфа. В объяснительной записке на имя директора института Игнатова написала, что ключ от сейфа был украден или утерян.

Из-за этого пустяка, каких-то двух тысяч двухсот рублей, не стали долго теребить красивую женщину, ведь для «почтового ящика», который ворочал сотнями миллионов, не велик убыток. Но тут выяснилось, что директору и секретарю парткома уже поступали «сигналы», что с приходом нового секретаря профкома у сотрудников стали пропадать деньги. Кажется, никто не видел, как Игнатова рылась в чужих сумочках, однако заявления граждан можно проверить.

* * *

— Картина ясна, — вздохнул Орлов.

— Слушайте, какая картина вам может быть ясна? — на щеках Игнатовой проступил румянец, но не ровный, а какими-то пятнами. — И какие там свидетели… Которых нет и никогда не было.

— Их раньше не было, — поправил Орлов. — А теперь появились.

— Это чепуха, — ответила Игнатова, но не очень уверено. — Прошло столько времени… Вы тоже чудаки в госбезопасности, нашли себе заботу. Какие-то кражи. Столетней давности.

Орлов вытащил бумажку, прочитал вслух несколько женских фамилий, знакомых Игнатовой, теперь они не подруги, а потерпевшие. Он назвал даты, когда случались кражи. В этом месте Вера Ивановна вдруг всхлипнула, полезла в сумочку, хотела достать платок, но не нашла. Вытащила бумажную салфетку.

Она припудрила носик и сказала ровным голосом, что был грех, пару раз она похищала какие-то мелкие деньги, но не потому, что в них нуждалась, просто от природы у нее что-то вроде клептомании, душевной болезни, которую надо лечить, но не судить за нее по уголовной статье. Орлов попросил рассказать о кражах подробнее, он постарается разобраться и помочь.

Сбиваясь и путаясь, Игнатова вспомнила, что одна кража случилась в позапрошлом году. За десять минут до обеденного перерыва она зашла в сметное управление, там никого не было, женщины вышли в буфет и сумочки взяли, но одна осталась. Она принадлежала женщине по фамилии Клюева, которая курила, она не пошла вместе со всеми, а вышла на черную лестницу с сигаретой. Это была одинокая немолодая особа, худая, с противным характером, говорили, что она потеряла пятилетнего ребенка.

В полдень