отпишу дом, забирай! У Людмилы есть. Ей ничего не нужно». Мой брат уже давно бы что-нибудь с собой сотворил — мать плачет и вытаскивает его из петли, омута на речке, прячет от него ножи.

Я не понимал отца Светланы. За спиной у жены порой принимался его ругать, если речь заходила о Филиппе Григорьевиче.

— Андрей, перестань! — кричал на меня отец. — Ты ничего не знаешь. Все, думаешь просто. Змей-Горыныч. Тиран? Все не так!

Я не ожидал, что на вручение дипломов приедет Филипп Григорьевич. А он приехал. Мне трудно было поверить в то, что Светлану в техникум устроил когда-то никто иной, а ее отец. Привез дочку в наш городок, долго возился с ней и успокоился лишь только после того, когда она поступила.

Техникум готовил специалистов в первую очередь для нашего машиностроительного завода. Правда, на завод не всех брали — самых лучших. Часть их уезжала по распределению на Урал и даже в далекую Сибирь.

— Я, специально выбрал это учебное заведение, — сказал Филипп Григорьевич, — а не повез Светлану в Москву. Здесь она рядом возле дома.

Филипп Григорьевич любил свою дочь, и расставаться с нею не хотел. Мне не раз он не человеческим голосом кричал: «Андрей, пойми, нет-нет никого у меня на этом свете. Светик — вот моя кровинушка. Она — единственная».

Но это была неправда. Филипп Григорьевич недоговаривал и оттого нервничал. Он знал, что где-то далеко в Башкирии у него есть семья. В поселке его обзывали Киргизом. Без злобы. Тесть не обижался на людей, но они не давали ему забыть о прошлом — как он не пытался отгородиться от него. Оно всплывало в памяти и мучило Филиппа Григорьевича. Успокоение он находил вначале в любви к Марии Федоровне, после рождения дочери — в Светлане. Она, только она и спасала его.

День вручения дипломов мне запомнился. Мой отец Николай Валентович меня, как и хотел, заблаговременно свозил в Москву и лично сам выбрал костюм. Он был светлым.

— Зачем тебе строгий официальный вид? — сказал родитель, когда я вдруг в одном из универмагов потянулся, чтобы снять с вешалки черный костюм из сукна. — Время не то. На дворе лето. Для того чтобы показать значительность события мы тебе купим соответствующий галстук, под его цвет носки и черные туфли. Этого будет достаточно. — Отец оказался прав. Я не зря согласился с ним и был ему благодарен, так как выглядел после посещения столичных магазинов элегантно. Моя жена соответствовала мне. Она была в ярком, василькового цвета, платье. Платье Светлана пошила, тогда модно было обращаться в ателье. Отрез ей помогла выбрать моя мать, а фасон подруга Татьяна Полнушка.

Мы собирались долго, торопиться нам не следовало, так как мероприятие было намечено на вечер.

За час-два до его начала я сбегал к тете Наде за цветами.

— Ну, что, еще одно торжество? — спросила она.

— Вы же знаете! — ответил я. — А потом мне больше и не кому обратиться, ну разве только отправиться в Москву… Да и там сейчас цветы не достать — время «жаркое» — в школах бывшие учащиеся получают аттестаты зрелости, а в специальных учебных заведениях дипломы, так что — идут нарасхват!

Запасшись букетами королевских георгинов, я поставил их в вазы, и лишь только когда настало время выходить, принялся торопить жену. Она отчего-то мешкала, крутилась возле зеркала. Я за ней такого раньше не замечал. Моей супруге что-то в себе не нравилось. Я после догадался — Светлана ждала отца.

Филипп Григорьевич ворвался в дом, как ураган. Тут же бросился к дочери и принялся ее целовать. Его долго нельзя было оторвать. Сентиментальность у нас в семье не приветствовалась. Я, мать, да и отец — чувства на показ не выставляли. По ночам я со Светланой был горяч, очень даже, но днем вел себя умеренно. Слов: мама, мамочка, папа, папочка я не употреблял. Если я что-то передавал Николаю Валентовичу от Любови Ивановны, то говорил: мам, отец просил тебя, если наоборот — тогда — пап, мать просила тебя….

Жену я вслух, при всех не величал: «зайчик», «моя киска», или еще как-то — не любил сюсюканья.

Моя мать Любовь Ивановна прервала нежности Филиппа Григорьевича и дочери:

— Так, мы выходим! Нужно спешить. Как бы, нам не опоздать? — сказала она громко. Мой тесть нехотя оторвался от Светланы, и мы направились к дверям.

Из-за Филиппа Григорьевича я чуть было не забыл цветы, опомнился на выходе, вернулся и забрал их.

Отец находился в командировке. Он обещал быть, но задержался и заранее позвонил мне и Светлане, поздравил нас со знаменательным событием. Из моих — сопровождала нас Любовь Ивановна.

Уже в Доме культуры машиностроительного завода к нам присоединился брат Светланы, Алексей.

— Чуть не опоздал, — сказал он.

Рядом с Алексеем я увидел отчего-то не Надежду, а Людмилу. Она поздравила меня и Светлану с окончанием техникума и тут же ушла.

В зале присутствовало много знакомых мне и Светлане людей. Глазами я нашел своего друга Виктора Преснова. Он сидел у сцены вместе с Валентиной, рядом, с другой от него стороны находились Татьяна и Михаил Крутов. В толпе празднично разодетого народа промелькнули лица матери Виктора — Нины Михайловны и его отца — Василия Владимировича.

Директор техникума зачитывал фамилии выпускников, и сам же вручал нам дипломы. Вместе с дипломами он выдавал направления. Я видел, как чинно за дипломом на сцену поднимались мои друзья. Свой диплом, я взял легко. Директор пожал мне руку и сказал:

— Только один диплом. А вот направления я вам не дам. Я рассмотрел предложение Олега Анатольевича Физурнова. Вас, Андрей Николаевич мы решили оставить у себя!

— На второй год? — выкрикнул кто-то из зала. — Директор подхватил реплику и ответил:

— И на второй, и на третий, и… — махнул рукой, — все последующие года.

Я был доволен. Мне не нужно было расставаться с техникумом. Мое трудоустройство уже было решено. А вот моя подруга замешкалась.

— Забыла свою новую фамилию? — подтолкнул я ее. — Тебя вызывают. Я Асоков, а ты, стало быть, Асокова, а была …

— Не нужна ей старая фамилия, — тут же в грубой форме перебил меня отец Светланы. — Забудь! Не это главное. Она Асокова и все тут!

Светлана пошла на сцену. На лице у Филиппа Григорьевича заиграла улыбка. Я нервно передернул плечами. Тестя, никого более, должно волновать то обстоятельство, что при замужестве его дочь сменила свою фамилию. Она стала как бы не папенькиной дочерью. Вместо Зоровой — Асоковой. Как он