"Там", – Макс ткнул пальцем в сторону болота.

– Не знаю, – отложив бинокль, вскоре сказал Грек. – Зомби или убогий. Не разобрать. Лучше бы зомби, конечно.

– Почему? – как всегда Макс первым задал вопрос, который вертелся у нее на языке.

– Ты так и не понял, сынок? А в "Пособии" что про это написано?

– Там… много чего написано. И зомби и убогие опасны, когда проявляют не мотивируемую агрессию.

– В точку. С одной лишь разницей, что убогого убивать западло. Тут ты прав. И еще. Убогие очень привязчивы. И отвязаться от них практически невозможно.

– Так они и выходят с Зоны, увязавшись за сталкерами?

– Часто. Но не всегда. Иногда бывает, что расстреливают своих поводырей и бродят себе дальше. А есть и сталкеры, которые специально ходят в Зону за тем, чтобы выводить убогих.

– А как же приступы агрессии?

– Не могу ответить тебе на этот вопрос, сынок. Мы можем пройти рядом с убогим, и он нас не заметит. А можем поговорить, и он пойдет за нами. А можем и без разговоров получить очередь в живот.

– Или в спину, – вставил вдруг Краб, давно прислушивающийся к разговору.

– Поговорить захотелось, Краб, – обрадовался проводник. – Полчаса на то, чтобы перекусить и сменить повязки. Ты точно в порядке, Очкарик? – спросил Грек, заметив, как Ника поморщилась, неудачно поджав ногу.

– Я в порядке, – ответила она.

   Спустя полчаса они, растянувшись гуськом, двинулись в путь. На этот раз Грек поставил замыкающим Макса, сам пошел первым. Он натянул сверху на бинты вязаную шапку, чтобы не так бросались в глаза.

– Видишь вешки, сынок? – проводник показал ей, идущей следом за ним, ряд вбитых в туман колышков. – Вот по ним и иди. Но помни – это только пометки, чтобы не угодить в трясину. Обычную трясину, сынок. Все, что касается аномалий, это отдельный разговор.

– И все-таки, – полез в бутылку Макс. – Хотя бы приблизительно, чего бояться?

– Тебе, Макс, нужно бояться всего. Но первоочередная задача – обойти убогого без проблем. Твое дело, назад оглядываться почаще. Увидишь, что он вскинул автомат – стреляй первым. Задача ясна?

– Предельно ясна.

– Отлично. Смотри-ка, Макс, ты схватываешь на лету. Это еще уметь надо. И не забывай ногами шевелить и задницей двигать.

   Макс что-то пробурчал себе по нос. По всей видимости, нечто оскорбительное для проводника. Однако этот выпад остался тайной для всех, исключая его самого.

   Убогого, так назвал его со знанием дела Грек, удалось миновать без проблем. Широкоплечий мужчина в поношенном комбинезоне, с отсутствующим взглядом глубоко посаженных глаз и трясущимися губами, не обратил на них внимания. Тяжелые ботинки месили грязь. Он глубоко вздыхал, ходил кругами, глядя себе под ноги, словно пытался отыскать что-то потерянное.

   Ника шла за Греком, погружая ноги в туман. Каждый раз она испытывала неприятные ощущения. Ей казалось, что там, внизу, ничего нет, кроме плотного серого дыма, что еще шаг, и она провалится в пустоту. Как ухитрялся Грек находить дорогу там, где не было ни неба, ни земли, осталось для девушки загадкой. Однако они продвигались вперед и каждую вешку, выплывающую из тумана, Ника принимала как подарок.

   Болото пульсировало. Время от времени из плотного дымного облака выбрасывались белесые протуберанцы и медленно таяли без следа. Купол неба, накрывший болото, уступал по насыщенности светом туману, стелющемуся под ногами. Серый цвет бледнел. Казалось, солнце переместилось под землю и теперь светит оттуда, пытаясь пробить плотный туман.

   Сколько времени продолжался бесконечный переход в никуда, она не знала. Ничто вокруг не менялось, и часы, как решила девушка, нещадно врали. Даже вешки, удивительно одинаковые, создавали впечатление замкнутого круга.

   Ника не сдержала вздоха облегчения, стоило ей увидеть поднятую руку проводника. Только тогда девушка выглянула у него из-за спины. До этого, она в прямом смысле шла след в след, ступая в дырки, оставленные его ботинками и еще не успевшие затянуться.

  Туман раздвинулся. Посреди болота вырос сравнительно сухой остров, покрытый пучками остролистой осоки и стволами тонких деревьев, лишенных листвы.

– Привал, – негромко скомандовал Грек и первым сел на траву.

   Ника не заставила просить себя дважды. Она села, вытянув вперед ноги. Ныло бедро. Теперь, после трехчасового перехода давало о себе знать и колено.

– Не понимаю, – Макс прожевал кусок галеты и запил водой. – Объясни мне, Грек, почему нагоняют столько страху по поводу этих болот? Сколько идем и никаких аномалий. Ни этого, как его, батута – я имею в виду противоположность гравиконцентрату, когда исчезает сила тяжести… ни каруселей, ни мышеловки…

   От неожиданности Ника вздрогнула и уставилась на Макса. Он продолжал обычную болтовню, ни на кого не обращая внимания. Складывалось впечатление, что и в ответах он особенно не нуждался, а говорил ради того, чтобы лишний раз послушать, как звучат его мысли вслух. Если бы Грек страдал таким же недержанием речи, то при его опыте весь поход в Зону превратился бы в одну нескончаемую лекцию. Хоть познавательную, в отличие от.

– Не каркай, – запоздало отмахнулся проводник. Первым делом он открыл аптечку, забросил в рот несколько таблеток и запил водой.

– Я не каркаю, – обиделся Макс. – Просто интересно самому сделать вывод, а не принимать на веру все эти сталкерские басни. В принципе, если подвести первые итоги, что мы имеем? Да, в Зоне есть аномалии. Гравиконцентраты, вакуумные ямы – не отрицаю. Откуда что взялось – отдельный вопрос. Что мы имеем дальше? Та деревня с изуродованными телами, в которой – якобы – водятся кровососы? Не знаю, не видел. То, что там случилось, вполне может быть делом рук обыкновенных бандитов. Или, тех же убогих, например, окончательно сошедших с ума. Контролер… да, я видел огромного человека с белым изуродованным лицом. Вполне возможно, мутанта. Но относительно всех этих свойств, которыми он обладает, мне сказать нечего. Теперь что касается зомби. С давних пор подобные случаи пытаются обосновать с научной позиции… Вполне возможно, лет через десять ученые объяснят, что за энергия позволяет мертвецам осуществлять чисто двигательные функции…

   Хороший парень Макс, думала девушка. Наверняка она не смогла бы болтать, будь у нее простреляна рука. Возможно, именно болтовней он пытается заглушить боль? Вон, левую руку никак не может устроить. Болит, конечно.

   Вчера у автобусной остановки они разговорились. Впрочем, разговорился скорее Макс, она молчала. Интересный парень, университет закончил. Ника, правда, так и не догадалась спросить название. И какое это имеет значение, если завтра, максимум послезавтра, они расстанутся, и каждый пойдет своей дорогой?