Закатив глаза (боже, за что мне это?!), отвечаю:

— Нет, пока все по-старому, Леха и Олег в твоем распоряжении. Отъезд через неделю, так что пока они твои.

Сухо попрощавшись, Костин отъезжает, обдав нас напоследок облаком пыли. Держу пари, он это специально, но бежать и кричать что-то вслед считаю ниже своего достоинства, и так разругались. Переглянувшись с Бариновым, жму плечами, дескать, что поделать? Александр понимающе кивает в ответ, заскоки директора ему не в новинку. Прощаемся и расходимся.

Еще не знающий, что он покойник, Григорий Осмолкин появляется в разгар демонтажа лаборатории. Техника у Бушарина почти вся тонкая и хрупкая, для долгого переезда желательно все понадежнее упаковать, а то восстанавливать некоторые приборы влетит потом в копеечку. А часть оборудования вообще не подлежит оценке, потому что сделана руками профа и существует в единственном экземпляре.

— Что ты себе позволяешь?.. — схватив за воротник рубашки, бывший гвардеец подтянул меня к себе, слегка придушивая, и прошипел вопрос, брызгая слюной в лицо.

— Григорий, ты чего? — изображаю ничем не замутненное недоумение, благо юное лицо еще позволяет проделывать такие фокусы.

Покосившись на зрителей, мужчина отпускает меня и кивает в сторону свободного закутка:

— Отойдем, поговорить надо.

Успокоив жестом домашних, бреду вслед за куратором.

— Как ты посмел побеспокоить такого человека?! — опять шипит Григорий, едва мы скрылись из виду остальных.

— Гриша, а что было делать, если ты молчал?

— Значит, так надо было! Тем более что ты и не спрашивал!

— Гриш, мне все равно убедиться надо было.

— Убедиться?! Ты представляешь, щенок, что я пережил по твоей милости!

— Все так серьезно, да? Я тебя подвел? — От моего сочувствия и раскаяния даже полено должно было обрыдаться.

— Сильно подвел! — все еще зло, но уже без прежнего запала отвечает мужчина. В другой обстановке он, может, и продолжил бы головомойку, но то и дело мелькающие на периферии китайцы (сто пудов — специально!) не соответствуют его понятиям о конспирации.

— Куда опять переезжаете?

— В Питер. Там теперь жить будем.

— А почему я узнаю последним? Тебе же ясно было сказано — ждать от меня инструкций!

— Григорий, не кипятись. Во-первых, когда бы я тебе сказал? Мы последний раз в июне виделись. И вообще, как от Натальи съехали, — очень редко стали пересекаться.

При упоминании Наташки гвардеец кривит лицо, в который раз переживая свой провал.

«А провал ли?» — внезапно приходит идея.

— Так обстоятельства сложились… — Мужчина еще что-то говорит, но я его не слушаю, потому что целиком захвачен новой мыслью.

Отсечь меня от близкого человека, от денег и возможностей — вполне вероятно, было им на руку. Надо будет эту задачку покрутить в спокойной обстановке.

Именно в этот момент мимо угла, где мы шепчемся, проходит Ван с клеткой выживших грызунов. Считаю это знаком. Вряд ли менталистов такое уж бешеное количество: по словам маман, таким техникам только в отдельных специальных учреждениях учат, это ей по блату знания перепали без всяких подписок. Да и источник у Григория пока так и не начал восстанавливаться, но сунул я тут случайно нос в учебный план четырнадцатилетней княжны Марии, так там, несмотря на лето, каникулы и торжества, по три часа психологии и риторики в неделю стояло. Сомневаюсь, что господин Осмолкин-Орлов, который клановый в черт знает каком поколении, меньшей муштре дома подвергался. Это Машка по малолетству все эти приемчики топорно применяет, а вот взрослый человек с такими знаниями и без ментальных способностей много чего наворотить мог. Вполне возможно, Наталья не так и виновата передо мной, как представлялось.

Волну бешенства подавляю с трудом, источник опять начинает наливаться дурной силой, но убивать Гришку сейчас — явно преждевременно. Ничего, дождусь я своего грузовика с конфетами.

— А во-вторых?

Занятый догадкой, я упустил нить разговора, так что переспрашиваю:

— Что «во-вторых»?

— Ты сказал, что, во-первых, давно не виделись, а во-вторых? И далее по пунктам?

— Во-вторых?.. — реально туплю, но получается даже лучше, чем если бы притворялся. — А! Понял! Просто я давно переезд задумал, а теперь, когда мама выздоровела, вообще глупо здесь сидеть.

Про планы и связи, образовавшиеся в столице, не упоминаю. Стереотипы сильны, и с точки зрения сорокапятилетнего мужчины я всего лишь наслаждался праздником с первых рядов. Недостаток молодости, когда редко кто принимает тебя всерьез, в данном случае оборачивается преимуществом.

— Ну что ж, самостоятельный и догадливый, хотел послужить Отечеству — получай первое задание, — и сует мне в руки какую-то папку. — В Питер ты удачно собрался. Там есть мой адрес, устроишься — навести. Если нужна будет помощь — тоже обращайся. Все понятно?

— А что здесь? — трясу полученными бумагами.

— Открой, посмотри! — ехидно ухмыляется гвардеец.

Следую совету.

Да, вашу ж мать!

Первым листом в папке лежит приказ о зачислении Васина Егора Николаевича в десятый класс Первой Петербургской общеобразовательной гимназии.

ИНТЕРЛЮДИЯ ЧЕТВЕРТАЯ

Капитан Рогов уже пять минут стоял в коридоре управления и пялился на врученный кадровиком под роспись приказ. Несмотря на частые подначки коллег, умом Василий не был обижен, а читать начал еще в пять лет, так что проблем по этой части никаких не имел, но содержимое именно этого листа бумаги отказывалось укладываться в его коротко стриженной голове.

«…вывести за штат действующей оперативной группы… явиться в учебный центр для дальнейшего прохождения службы… в должности куратора и сопровождающего…»

— Коляныч, что за хрень? — ворвался он, размахивая приказом, в кабинет майора Светлова.

— Капитан Рогов, смирно!!! Три шага назад!

Словно напоровшись на невидимую стену, капитан демонстративно промаршировал в центр кабинета начальника и вытянулся в струнку согласно распоряжению.

— Господин майор, разрешите обратиться! — строго по уставу гаркнул он.

— Садись, разговор будет непростой, — тяжело вздохнув, перешел на нормальный тон начальник. — Приказ получил?

— Так точно, господин майор! — Рогов продолжал стоять по стойке смирно.

— Обиделся, что ли?

— Никак нет, господин майор! — упрямо талдычил капитан, игнорируя предложенный стул.

— Обиделся… Впрочем, понимаю, сам в недоумении. Короче, Василий, медики на тебя бумагу накатали, дескать, к оперативной работе ты абсолютно непригоден.

— Да я же!.. Медкомиссия же только что была, года не прошло! Геннадий Николаевич, это же хрень полная! — отмер капитан, поняв, что руководитель не имеет к приказу никакого отношения.