компании командира мотовойск он почувствовал себя на несколько десятков лет моложе и расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке, сдавливающей горло. Главное, чтобы никто из послов других миров не решил прогуляться мимо…

— Как ты меня вычислил? — Огонек хмуро глянул на друга, доставая новую сигарету. Прикусил, сплющивая ее кончик, повертел в пальцах и, наконец, закурил. Рядом с его ногой была наполовину полная банка бычков, которую он предусмотрительно принес с собой, чтобы с комфортом любоваться своей нимфой.

«Гулять — так гулять!» — решил Стокер и вытянул у Огонька из пачки сигарету и для себя тоже. Тот, приподняв бровь, щелкнул зажигалкой. Старший смачно затянулся и выпустил дым, прикрыв глаза от удовольствия.

— Мммм! Не курил, кажется, с тех пор, как по кустам перестал лазить!.. Хорошо-то как!.. А спалил тебя не я, а Скаббард. — Огонек витиевато выругался, недовольный тем, что ничего-то от этого пронырливого мыша не скроешь. — Ой, не ругайся, уши вянут! И вообще, что за фигня: за молодыми девчонками подглядываешь ты, а мудак у нас министр обороны!

— А какого ху… пса он за мной шпионит?! — набычился младший.

— Знаешь, когда на камерах видно, как командир мотоотрядов скачет по кустам около резиденции правительства, кто угодно напряжется! Он чуть спецназ за тобой не отправил, думал, у тебя башня уехала! Прибежал ко мне советоваться… смотрим — а ты на школьниц пялишься! Хорошо я сообразил, на кого именно, а то б с тобой Скабб сейчас говорил: он, как отец девочек, весьма остро реагирует на таких вот потенциальных извращенцев. Еле убедил его, что ты тут не дрочишь, а за то, как Наги экзамен сдает, волнуешься! Я же… прав? — прищурившись, Стокер очень внимательно посмотрел на Огонька.

Тот вспыхнул от антенн до шеи и аж затрясся от возмущения. Стокер умилился: сколько лет знал этого мальчишку, а краснеющим видел впервые!

— Сток!.. Твою мать!.. Да как тебе!.. Как ты!.. Блядь!.. Да как такое в голову могло прийти?!

— Ладно-ладно, не обижайся! Уточнил просто!.. Хотел сказать, что ты не извращенец, но… в свете того, где мы разговариваем, не уверен, что это будет правдой, — Стокер ехидно улыбнулся все еще возмущенно пыхтящему сигаретой другу и беззаботно выпустил облачко дыма. Огонек набрал в легкие воздух, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но посмотрел в лучащиеся смехом глаза и передумал ругаться: было очевидно, что старший уверен в его честности.

Он перевел взгляд на стайку подростков, возящих кисточками по мольбертам. Там, ближе к правому краю группы, сидела изящная рыжая девушка, которая и стала виновницей его конфуза, но даже не подозревала об этом. Теплый ветер играл тугими завитками спускающихся до талии волос, она хмурила бровки, выверяя композицию, и сосредоточенно смешивала на палитре краски. Его губы растянулись в легкой улыбке, а глаза засветились от этого зрелища. Стокер, внимательно за ним наблюдавший, внутренне застонал и грубо про себя выругался.

— Чего тебе, ровесниц мало? — проворчал он.

— Бать, ты думаешь, я знаю? — Огонек снова повернулся к нему и вздохнул. Когда он так обращался к старшему, собирался рассказать все начистоту. Бывший командир был единственным, кому мужчина, не боясь, что его неправильно поймут и осудят, мог открыть душу. Много раз за эти годы Огонек проверял своими откровениями их отношения, и каждый раз друг принимал то, что было у него на сердце. — Просто однажды поймал себя на ощущении, что с ней мне спокойно. Просто хорошо рядом быть, понимаешь? Она меня рисует, мы разговариваем, шутим. Мне хочется приехать из школы забрать, точно знать, что вернулась домой. Недавно вон пожаловалась, что по урокам не понимает, так я полночи читал учебник, захотелось ей объяснить. Зачем?.. Я не знаю! Просто рядом с Наги мне безусловно хорошо. Я впервые не думаю о том, как мне сдержать гнев, как не причинить кому-то боль. Я с ней, я думаю о ней — и мне легко, как в раннем детстве, когда еще отец был жив. — Закончив, воин снова нашел глазами ту, о которой рассказывал. Меж тем, группа выпускников закончила и начала собираться.

— Огонек… я понимаю, как это — когда вот так тянет к девушке… Я хоть и отказался от семьи, но прекрасно помню те чувства, что вызывала во мне моя жена, когда была жива… да и… впрочем, это не важно!.. Но ты — взрослый мужик со всеми вытекающими, а она — совсем еще девочка.

— Сток, думаешь, я забыл об этом?.. Не понимаю?.. Да я каждый день напоминаю себе, что на руках ее носил малышкой! Но… с ней не так, как с другими, — Огонек поймал взгляд Стокера и очень внимательно посмотрел другу в глаза. — Я всю жизнь видел в женщинах только источник удовольствия и успокоения, но тут совсем иное. Я боюсь даже мысль какую похабную о ней допустить. Даже в мечтах не позволяю ее коснуться. А уж как представлю, что кто-то другой подумает о чем-то подобном или тем более сделает — выть хочется и башку об стенку разбить! Кому — не решил пока, — воин сверкнул глазами и ухмыльнулся. — Я… самое большее, что себе разрешаю — коснуться руки да подстраховать на байке. Она улыбнется — мне как идиоту последнему хочется носиться вокруг с воплями, а потом повалиться перед ней на спину и махать ногами, как земной собаке в порыве восторга — вдруг за ухом почешут?.. А недавно… собрались у дяди Модо, и мне Наги горсть ягод принесла. Кормила с руки. Я… Сток, я брал губами ягоды, а сам не мог надышаться ее ароматом! Растягивал, чтоб дольше этот миг продлить, а потом полночи вертелся, все вспоминал, как ее ладошка и запястье пахли! О Фобос!!! — Огонек закрыл лицо руками и улыбнулся от уха до уха самой счастливой улыбкой, наконец выплескивая все, что держал в себе последнее время. — Я извращенец!.. Я и сам боюсь этих чувств порой, но ничего не могу сделать! Но и… знаешь, она совсем не такая, как другие, точнее… я о ней думаю совсем не так, как о других. Мне даже страшно от того, что я могу подумать о чем-то, кроме дружеского касания. Иногда, правда, мелькает мысль, что хочется приобнять — так готов оплеух себе надавать! Куртку на нее накидываю, когда понимаю, что замерзла, а у самого руки трясутся — не приведи великий Марс как-то не так притронусь, и она решит, что я последний урод!

Стокер слушал и не мог сдержать улыбки. Сколько лет видел он лишь плотский интерес к женщинам у