Иезекия издает звук – нечто среднее между хмыканьем и стоном. Дора опускает вилку и смотрит на него.

– Как ваша нога, дядюшка?

Поморщившись, он отвечает не сразу и, кажется, что-то прокручивает в мыслях.

– Я, как и ты, – ворчливо отвечает он, – сегодня плохо спал. Моя рана… она не просто болит, а начинает свербеть.

Дора моргает.

– Тогда, наверное, стоит послать за лекарем.

– Ага, и заплатить ему кучу денег только за то, чтобы он там помял, здесь потыкал и ничего не вылечил?

– Тогда за аптекарем.

Он отмахивается.

– Все они шарлатаны.

– Мне остается только промолчать, дядюшка.

– А вот это самое лучшее, Дора, что ты можешь сделать, – произносит он злобным тоном.

Дора знает, когда умолкнуть. Завтрак продолжается в гробовом молчании, его нарушает разве что цыканье, когда Иезекия вынимает застрявшую в зубах рыбью косточку.

Дора заставляет себя доесть одну рыбку и тянется к чашке чая. Делает большой глоток и полощет рот, чтобы смыть вкус соли. Только она приступает ко второй рыбке, как Иезекия задает ей вопрос:

– Ты не видала мой мешочек с монетами?

Дора застывает, не донеся до рта вилку с наколотым кусочком селедки. Остывающее масло стекает с вилки и тихо капает на тарелку.

– Нет, дядюшка. А где вы его видели последний раз?

– Хм. В кармане пальто. Такой черный мешочек, с атласным шнурком. Позавчера он еще был там, я уверен.

Как хорошо, что на Доре сейчас платье с высоким воротом, скрывающим шею, а не то дядя непременно заметил бы предательски пунцовую шею. Девушка коротко мотает головой – этот жест может означать что угодно. Иезекия прикусывает внутреннюю сторону щеки. Дора отправляет наконец вилку в рот.

Дяде не придет в голову, что это она стащила его мешочек с деньгами, думает Дора. Ведь и раньше она довольно часто оставалась в доме одна. Мешочек легко могли положить в другое место независимо от того, что сделала Дора. К тому же дядя заслуживает все это – разве нет?

Дора задумчиво жует и осторожно убирает изо рта острую косточку, оказавшуюся между зубом и языком.

Ее рисунки еще очень далеки от завершения, поскольку она не дала волю фантазии. Пока что Дора скопировала первую сценку, где Зевс и пламя, после чего у нее заныли пальцы, а очки больно врезались в переносицу. И если ей нужно вдохновение для новых украшений, то придется еще не раз проникнуть в подвал, чтобы скопировать все сценки с вазы, прежде чем Иезекия поймает Дору там или, что еще хуже, уберет оттуда вазу. Хватит ли ей времени обследовать весь подвал и покопаться в ящиках, наполненных соломой?

Дора закусывает нижнюю губу и стучит по вилке ногтем. Возможно…

– Дядюшка?

– Мм?

– Вы не будете возражать, если я выйду прогуляться на пару часов?

– Прогуляться? – голос Иезекии выражает крайнее недовольство. Левой рукой он катает по столу второе утиное яйцо, и под тяжестью его ладони скорлупа трескается. – Зачем?

Доре не хочется выступать в роли просительницы, но умоляющие нотки все равно прорываются.

– Порисовать. Здесь так темно и уныло, мне хочется на свежий воздух, на свет. Хоть ненадолго.

– Нам бы это тоже не помешало, – Иезекия сверлит Дору изучающим взглядом, после чего вновь принимается чистить яйцо. – Думаю, я могу тебе это позволить. Лотти приглядит за магазином.

Она слышит слова, которые он не произносит: «Я хочу, чтобы ты не мешалась под ногами!» – и ее пальцы крепко сжимают вилку.

– Благодарю, дядюшка.

Дора и сама поражена тем, как кротко она это произнесла. Но ее сердце в груди как будто сжимается в кулак.

Визитная карточка переплетной мастерской врезается в ладонь Доры, пока она в сумерках пересекает булыжную мостовую Рассел-стрит и ищет глазами дом номер шесть. Когда он наконец находится – в дальнем конце улицы, где дорога резко сворачивает к Друри-лейн, – края ее юбки уже густо облеплены дорожной грязью.

Дора оглядывает здание. Несмотря на свое местоположение (лавчонки в узких переулках, как правило, сомнительного свойства), этот дом странным образом отличается некоторой элегантностью. Дора отмечает относительно свежий вид фасада: красно-кирпичную кладку украшают черные швы, а вывеску – золоченые буквы. На секунду она вспоминает магазин Блейка: когда-то давно он выглядел таким же ухоженным. Сразу видно, немало денег тратится на поддержание этой мастерской в приличном состоянии, но благодаря своей щеголеватости она выглядит здесь досадно неуместной. Аккуратный фасад и шикарная вывеска скорее под стать магазинам Флит-стрит или Стрэнда, чем паутине вонючих закоулков Ковент-Гардена, где карманников и уличных девок не меньше чем блох.

Дора кладет визитную карточку в ридикюль и крепко сжимает в руке альбом для рисования. Она не собиралась увидеться с ним так скоро, если вообще надеялась на встречу, но теперь они вполне могут быть полезными друг другу. Несомненное умение мистера Лоуренса с первого взгляда распознавать подделки доказывает, что он с той же легкостью сумеет распознать и ценные подлинники. Собственные – весьма ограниченные – познания Доры были получены в детстве, а он… ну, он обладает ученым опытом. И как раз такой опыт ей сейчас и нужен.

Она отворяет дверь. Внутри мастерская озарена теплым светом, здесь вкусно пахнет кожей и, совсем немного, медом. Прилавки сверкают полированным красным деревом и черно-золотыми декоративными деталями – они здесь повсюду. Великолепный индийский ковер устилает весь пол мастерской. У одной стены стоит высокий, от пола до потолка, книжный шкаф, заставленный роскошными фолиантами – переплеты из телячьей кожи величаво сияют в свете свечей. Необыкновенное колючее растение красуется в кадке рядом с главным прилавком. А позади прилавка, в высоких застекленных стеллажах, выставлены оттиски страниц и украшенные причудливыми виньетками фронтисписы.

Дора не может на все это наглядеться. Она еще ни разу не бывала в переплетной мастерской и впервые в жизни видит такую красоту. За исключением разве что ювелирной мастерской мистера Клементса… Что ж, она всегда будет восхищаться сиянием белых бриллиантов, густой зеленью изумрудов, полуночной синевой сапфиров, но и эта красота ни с чем не сравнима – такая роскошная, изысканная. Дора все еще завороженно глядит на книжные переплеты, когда темнокожий мужчина незаметно выходит из-за бокового стеклянного прилавка, держа в руках небольшую стопку книг.

– Я могу вам помочь, мисс?

У него ласковый, теплый голос с легким акцентом, который Дора не может распознать.

– О, я… – Дора осекается, ощущая необъяснимое смущение. – Этот магазин такой… – Она застенчиво улыбается. – Он такой…

Мужчина – высокий, с глубокими морщинами по всему лицу, и в аккуратно завитом, но простом седом парике – склоняет голову.