А вот с Александрой в самый раз. Они оба присутствовали при трагедии, им есть что обсудить. Не так ли?

Кстати, она на похоронах была. Вела себя очень достойно. Ему понравилось. Излишне не скорбела. А когда кто-то обращался к ней и начинал охать и причитать, пуская при этом слезу, она лишь кивала и прятала подбородок в высоком воротнике норковой шубы. Не подхватывала, как наседка, чужие квохтанья. Просто молчала. Молчала с достоинством.

А вот Стаськина сестра Кагорова удивила. Надо же, только теперь об этом вспомнил.

Она стояла под руку с Сергеем, который, невзирая на утраченный к Кагорову интерес, тоже притащился на похороны. Из вежливости, конечно, по какой же другой причине. И вроде как связал их всех этот страшный случай.

Так вот, в отличие от мужа, сурово сведенные брови которого тоже подразумевали вежливое соболезнование, его жена, Надежда, кажется, Кагорова удивила.

Она смотрела в гроб на покойную с ненавистью. Да, точно! Причем ненависть была изрядно разбавлена брезгливостью. Почему? За что она могла ненавидеть Лилию? Они были разве знакомы? Что-то не припоминает он ее среди гостей своей покойной жены. Надо порыться в вещах усопшей. И в ящики рабочего стола заглянуть, и в компьютере поискать.

– Сынок, сынок, а что мы тебе все говорили?! – не утратившее красоты лицо матери жалостливо сморщилось.

– Ну что вы говорили мне все, мама, что?!

Сергей сидел в отцовом кресле возле камина и тискал любимого кота Ибрагима. Котище был черен, как ночь. Коварен и мстителен, как горец. Отсюда и кличку получил. Единственно, на кого не распространялось его кошачье коварство, кому Ибрагимка прощал все грехи, это Сергею. Он не бросался на него из-за угла и не спрыгивал со шкафа на спину, даже если тот под горячую руку ему и наподдаст когда или на хвост по неосторожности наступит.

– Мы говорили тебе, держись подальше от этой девицы, милый. Это мезальянс! А ты что?! – прекрасные глаза матери наполнились слезами.

– А я что? – повторил Сергей.

Они всегда так разговаривали с матерью. Она задавала вопрос, он его повторял и тут же получал ответ, который знал заранее. Это было для него своего рода душевным истязанием, самобичеванием – всякий раз слушать, как мать вещает о недостатках его молодой жены. Не нужно было по сути, а он все равно слушал. Хотя и он, и мать, да и все их семейство знали, что недостаток у Надежды один-единственный – это ее происхождение. Во всем остальном ее сложно было упрекнуть. Она была почти безупречна.

До недавнего времени, конечно. О том, что произошло, Сергей не знал, как сообщить своим родителям. Чтобы они выслушали, чтобы не впали в кому от его новости и чтобы потом позволили ему все исправить.

Не сообщить, скрыв все, было нельзя. Им скоро и так все станет известно, и тогда они ему не простят его молчания.

Потому и явился в первый выдавшийся выходной, оставив Надежду в недоуменном одиночестве. Она-то хотела за город съездить, посмотреть, как продвигается строительство дома. А он, встав, с утра оповестил, что уезжает к родителям. Она, возможно, и обиделась, но возразить не могла. Она никогда с ним не спорила, не перечила ему. Теперь тем более. Затаилась после случая с ее сестрицей и молчит. Все ждет от него великодушия. Не станет он ничего делать для этой девицы. И пальцем не шевельнет, чтобы ей помочь.

А Надежду было жалко, но он все равно уехал, не сказав, когда вернется.

Он и не знал, когда. Во-первых, мать с отцом ждали его и готовили воскресный обед с жаренным на углях мясом, бутылочкой дорогого коллекционного вина, с огромным тортом, который мать готовила два дня.

До обеда еще два часа, а после обеда тоже неловко сразу срываться. Вот он и день закончился. И это не учитывая того, что он собирался им сообщить. А как скажет, что тогда?! Они могут и не выпустить его отсюда. Могут посадить под родительский домашний арест.

Да, натворили сестрицы дел, что-то теперь будет…

– А ты слушать никого не хотел, милый, – продолжала мать истязать его и себя. У него любовь! Да не любовь это.

– А что? – лениво поинтересовался Сергей, хотя прекрасно знал, каким именно словом мать сейчас назовет его былое восторженное чувство.

– Это похоть, и только! – не обманула она его ожиданий. – Ты увлекся первой встречной кокоткой…

– Мама!

Сергей поморщился. Оскорбляла мать жену его очень редко, в исключительных случаях. Сейчас был как раз такой случай. Она ведь только что узнала о том, что случилось в новогоднюю ночь. И кого именно увезла милиция в качестве подозреваемой?!

Сестру ее невестки. Родную сестру! Это же…

Это позор какой! Это так ужасно! Что теперь скажут их знакомые и друзья?! Как воспримут эту новость?! Наверняка станут с преувеличенным сочувствием охать и ахать, злословя и злорадствуя втихаря за их спинами. Особенно те, чьим дочерям Сергей предпочел Надежду. Те, чьи ожидания он обманул, спутавшись с простолюдинкой.

Вот матушка и опустилась до оскорблений. И это она пока самой главной новости не слышала. Что-то будет потом?

Сергей все никак не мог решиться. Все ждал. Да и отец что-то на улице возле мангала задерживался. А он не хотел начинать разговор без него, чтобы потом не повторять все снова-здорово. Это так болезненно.

– Что мама?! Ну что мама, Сереженька?! – мать всхлипнула, приложив кружевной платочек к глазам. – Вас ведь могут вызвать на допрос, ты понимаешь?!

– На допрос нас вызовут независимо от того, состоим мы в родстве с преступницей или нет, – возразил он матери совершенно без энтузиазма, потому что прекрасно представлял, какой именно будет ее реакция.

Он не ошибся и в этом.

Она округлила прекрасные глаза, часто-часто заморгала и выдохнула:

– Милый, неужели ты не понимаешь всей серьезности ситуации?!

– Мама, я тебя умоляю, – заныл он и захныкал, как делал это маленьким мальчиком. – Не усугубляй!

– Да как же это!.. Как же не усугублять?! Эти следователи – не идиоты, они сразу поймут, что эта девчонка не могла в одиночку провернуть такую сложную операцию с отравлением. Они сразу поймут, что у нее были сообщники. А кого она могла привлечь в роли сообщников, как не родственников?! Это ужасно!..

И мать заплакала.

Она делала это очень изящно и красиво, впрочем, она все делала очень изящно и красиво.

– Мама, ну успокойся, пожалуйста. Все не так страшно, поверь!

Сергей спихнул с коленей Ибрагима, встал с кресла, подошел к дивану, на котором мать роняла драгоценную влагу в кружевной носовой платок. Уложил ей голову на колени и замурлыкал, поглядывая на нее снизу вверх просительно и виновато.