Несколько раз командование Юго-Западного фронта использовало планирующие бомбы. Их запускали ночью, поражая точно разведанные штабы, склады, железнодорожные станции или скопления техники. Больше всего при этом рисковали разведчики-диверсанты, включавшие радиомаяки поблизости от цели – немцы не дремали, а вот бомбардировщики, «спускавшие с цепи» УБ-500, действовали без опаски. «Пе-8» с новыми моторами, оборудованные гермокабинами и кислородными приборами, летали на высотах 13–14 тысяч метров, куда едва достигала даже пушка «ахт-ахт». При этом ни о какой меткости зенитчиков даже речь не шла. Достаточно сказать, что немецкие радиолокационные приборы давали на больших высотах точность плюс-минус сто метров, поэтому растрата зенитной батареей пяти-восьми тысяч снарядов считалась нормой, хотя такое количество боеприпасов стоило порой дороже сбитого самолета.

А красноармейцы словно второе дыхание обрели – они не отступали, они стояли насмерть, они смогли драться с врагом на равных. И…

«Ни шагу назад!»

* * *

7 июля Марлен смог мимоходом искупаться в Москве-реке, в первый раз за все лето. Окунулся голышом, понырял, поплескался, поухал от удовольствия, быстренько обтерся, оделся – и обратно за руль, накручивать километры по столице.

Битва на юге не теряла неистовства, надо было спешить, всякую минуту использовать для дела. «Все для фронта, все для победы» – это уже не девиз, а правило, приказ.

С самой весны Исаев закопался в сложную, но «вкусную» проблему – надо было довести до ума управляемую ракету «воздух – воздух». Как они с Королевым ни пыхтели, как ни старались, а меньше шестисот кило ракета не получалась. Зато несла полторы сотни кэгэ взрывчатки в БЧ – этого было достаточно для поражения в радиусе семидесяти пяти метров.

Новый «Катран» так и назвали – «К-2». Двигатель у него был жидкостный, любимый Королевым. Работал он на керосине и азотной кислоте, и неплохо так работал.

Вот только ни один истребитель такую дуру не поднимет. «К-2» подвешивали на пилоны под крылья «Ту-2»… Короче говоря, ракета ни к черту не годилась.

И вот в мае возникла идея «К-3». Или РС-1У, что означало «реактивный снаряд первый управляемый». К июлю ракета была готова вчерне – весила семьдесят кило, была снабжена твердотопливным двигателем и могла поразить самолет противника на расстоянии в два-три километра. БЧ в десять кило не оставляла вражине шансов.

Но самое главное скрывалось не за обтекаемыми формами ракеты, а за бортом истребителя. С виду «Ис-15» изменился не особо, разве что появился наплыв в верхней губе воздухоприемника, за которым пряталась одна из антенн РЛС «Изумруд».

«Изумруд» позволял избавиться от оператора, пилот мог в одиночку стрелять ракетами и вести самолет по приборам.

Работу над РЛС закончили ночью, еще не было трех часов, а с утра взялись за испытания. Одно было плохо – «Ис-15» мог нести на подвеске всего две ракеты «К-3».

Осенью «Иску» должны были запустить в серию, поэтому ничего менять не стали. Две ракеты – это тоже хорошо. Есть гарантия, что хоть парой «Юнкерсов» станет меньше за вылет.

А Марленович все руки потирал: пригодился его «Ис-16»! Двухмоторный истребитель-перехватчик достигал почти пятнадцати километров высоты и мог нести под крыльями не две, а все четыре «К-3». Уже что-то! Четыре «Юнкерса» рылом в землю…

…Марлен бездумно посидел за рулем, словно отстраиваясь от суеты и маеты, опрощаясь донельзя. Он ощущал тепло солнца на руке, ветерок лохматил его волосы, перед глазами вилась какая-то назойливая букашка. И все на этом, никаких тебе напрягов и переживаний.

Вздохнув, Исаев посмотрел на часы. Пять минут прошло, хватит с тебя. Марлен завел мотор и тронулся. Пора.

К вечеру он сильно уставал, не считая того, что понятие «вечер» было сильно растяжимым, частенько и ночью возвращался домой. Бывало, что даже на секс не хватало сил, но Наташа не корила жениха – сама была такой же. Все для фронта, все для победы.

Но что интересно, Марлен постоянно ощущал душевный подъем, словно легкий наркотик поддерживал в нем позитив. Наверное, если бы он жил в этом времени и день за днем простаивал за станком или за кульманом, то никакой вот этой тихой радости не испытывал бы, текучка выела бы ее.

Но он не отсюда и чуть ли не каждый день наблюдает перемены к лучшему. Понятно, что назвать их великими или глобальными не приходится, но они есть! Ведь и года не прошло, как они взялись править историю, а уже и реактивные истребители полетели, и зенитные ракеты, и вождь слушает доклад Берия по радиофону.

Спешат «попаданцы», торопятся. Это в мирное время можно было жить с растяжкой, раздумывать долго, планировать на годы и пятилетки, а сейчас война идет. Действовать надо!

Проезжая мимо заводских ворот, за которыми скрывалось хозяйство отца, Марлен увидал выбегавшего Лушина. Антон махал ему рукой.

Неприятное предчувствие кольнуло Исаева: что-то с отцом?

Да нет, лицо у Лушина спокойное…

Подбежав к затормозившему «газику», Антон нагнулся, заглядывая в окно:

– Подбросишь?

– Садись, – буркнул Марлен.

Лушин живо уселся, и машина покатила дальше.

– Как успехи? – вежливо спросил Исаев.

– Впечатляющие! – усмехнулся Лушин. – Еще одну эскадрилью «исок» на фронт отправили. Если так и дальше пойдет, то еще до осени под Харьковом наши самолеты возьмут верх над «адольфами»…

– Мы им в этом поможем. Сегодня испытываем «К-3».

– Уже?

– Уже.

– Ой, тормозни на углу, ладно?

– Где?

– А вон…

Марлен лихо подкатил к тротуару и остановил «газон».

– Спасибо.

– Не за что…

Исаев отвлекся на какую-то секунду, и этой секунды хватило, чтобы крепкая рука Лушина зажала его рот сложенной влажной марлей.

Марлен дернулся, непроизвольно делая вдох – и вбирая легкими резкий, тяжелый хлороформ, пахнувший как эфир.

Исаев махнул рукой, отпихиваясь, но дурман уже окутывал сознание, туманил мозг. Все поплыло – и пропало.

Самый безопасный путь в Лондон из Москвы по воздуху описывал громадную дугу – через Иран, Египет и Марокко. Именно этим маршрутом следовал четырехмоторный «Б-24» «Либерейтор», покинувший Центральный аэродром им. Фрунзе с грузом дипломатической почты – шла активная подготовка к визиту Черчилля.

Никаких удобств в «Либерейторе» не было, лишь две металлические полки да стопка одеял.

На одну полку уложили бесчувственного Исаева, другую занял Лушин. Откинув голову на дрожащий борт, Антон скривился.

Все шло не так, как он хотел, неправильно, но как надо – даже понятия не имелось.