Просто с самого прибытия в Архангельск его тщательно выпестованная ненависть стала скукоживаться и усыхать. В душе Лушин брыкался, сопротивлялся как мог, возбуждал в себе ожесточение, но с каждым разом у него это все хуже получалось.

Хорошо быть беспощадным, умствуя! А против кого тут бороться, в этой Советской России? Русские воюют, вкалывают как проклятые, и они вовсе не похожи на английских обывателей, бледнеющих при слове «коммунист». Нет, здесь все иначе.

Мещане, конечно, попадаются, но они в СССР «угнетенные», им тут воли не дают. Обывательщину высмеивают, ее учат презирать, хотя иные интеллигенты, мнящие себя либералами, объясняют это тотальной бедностью – вот, дескать, ничего нет, денег мало платят, люди живут в бараках и коммуналках, поэтому им и внушают, что мечты об отдельной квартире, о машине, о даче – мещанство.

Впрочем, и тут перекос. Большинство коммунистов – обычные граждане, им за членство в ВКП(б) ничего не доплачивают, наоборот, они взносы отстегивают, и немалые. И не одним лишь чиновникам хорошо живется на советской Руси, иные инженеры получают весьма приличные зарплаты, машины имеют, дачи, домашнюю прислугу держат.

Лушин улыбнулся, вспоминая, как шалел в гостях у одного большого специалиста: прачка ему чистое белье приносила, домработница уборкой, а кухарка готовкой занимались, а еще был личный шофер. И все эти слуги состояли в профсоюзе, а на руках у них были «Расчетные книжки» – большой спец платил им за работу.

Социализм!

Вот как тут разобраться? Кто поможет?

С самого Архангельска в Антоне шла борьба между памятным, внушенным, надуманным и тем, что он видел вокруг, в обыденной жизни. Отец не зря советовал ему не читать английские газеты и не слушать «Би-би-си», поскольку бессовестная брехня и потрясающее невежество всегда отличали западную прессу.

Особенно доставалось России – всегда. Похоже, что так называемые цивилизованные страны выбрали ее своим врагом чуть ли не в Средние века. По крайней мере, когда русские гнали Наполеона, журнал «Панч» смачно описывал быт казаков, которые пили водку ведрами и закусывали младенцами…

А россказни о вечно заснеженной Сибири, о Москве, по улицам которой ходят медведи? Бред, но ведь печатают же, не стыдятся, оболванивают публику. Это ведь так удобно – иметь врага!

Что угодно можно списать на «коварные происки большевиков».

Но ему-то как быть? Что делать? Думать что?

Повторять за всякими «Таймсами», что Сталин – «кровавый диктатор»? А Иосиф Виссарионович всего лишь премьер-министр, как Черчилль. Долго занимает свой пост? А разве Рузвельт не засиделся? Просто американцы доверяют своему президенту, вот и все. В СССР – то же самое. Авторитет Сталина громаден.

Есть, конечно, «отдельные недостатки», но где и когда, какой народ имел идеального правителя, устраивавшего всех? Всегда кто-то будет недоволен. Господи, опять он думает не о том!

Сейчас-то ему что делать? Как быть?

Он выполнил задание – похитил одного из самых ценных специалистов Центра, и «Либерейтор» несет добычу в Англию.

Он исполнил свой долг.

Вот-вот… Тут-то все и начинается. Вечные русские рефлексии.

Какой долг? Перед кем? Разве он что-то должен Великобритании?

И кто, собственно, он? Подданный Его Величества? Или русский?

Тяжкие размышления были прерваны стоном – Исаев очнулся.

Разлепил глаза, поморщился – голова, наверное, трещит, как с большого перепою…

С трудом усевшись, Марлен огладил лицо ладонями и посмотрел на своего визави.

Лушин демонстративно поправил «вальтер», засунутый в особую кобуру за поясом.

– Добрый день, – вежливо сказал Антон.

Исаев мрачно глянул на него, осмотрелся и спросил:

– Где мы сейчас? Над Волгой?

Несколько озадачившись, Лушин кивнул.

– К Астрахани подлетаем. Тебя это не удивляет?

– Нет, – буркнул Марлен. – Я тебе с самого начала не доверял. И прав был.

– Не доверял, потому что я сын белогвардейца?

– А я ничего не имею против Белой гвардии. Среди деникинцев много было нормальных людей, которые просто сражались за свою родину – так, как они это понимали. Просто среди белых, как и среди красных впрочем, хватало сволочей. Вроде Краснова, Улагая или Шкуро – они теперь служат Гитлеру, став предателями, как Мазепа.

Знаешь, мне было бы гораздо легче, будь ты немцем, агентом Абвера. Тогда все по-честному: противник меня переиграл, один – ноль в его пользу. Но ты-то не враг, ты еще хуже – холуй врага!

Антон сдержался.

– Между прочим, – холодно сказал он, – этот самолет летит в Лондон. А Британия, насколько я знаю, является союзником СССР.

– В жопу таких союзничков. Англия всегда была врагом России и делала нам пакости, начиная со времен Иоанна Грозного. Бли-ин… Вот же ж попадос… На МИ-6 работаешь, Джеймс Бонд недоделанный?

– Какой еще Бонд? – сердито спросил Лушин. – И какая тебе разница?

– Мне? Никакой. А почему ты именно меня решил сделать… э-э… посылкой?

Антон тонко улыбнулся.

– Полагаю, на Даунинг-стрит, 10, были сильно впечатлены победой Красной Армии под Демянском. Особенно их впечатлили русские ракеты.

– Чтоб ты сдох, иуда, – серьезно сказал Марлен.

– Кого я предал, ты?! – рявкнул Лушин, потеряв терпение.

– Россию.

– Какую Россию?! Где она? Вы же уничтожили ее – до основанья! А затем построили свой сраный СССР!

Исаев бросился на Антона и успел врезать ему кулаком, да так, что голова Лушина стукнулась о борт, но агент британской разведки успел-таки выхватить пистолет и уткнуть ствол в грудь Исаеву.

– Сядь!

Марлен вернулся на место и доложил:

– Сел.

Антон подвигал немеющей челюстью – вроде зубы целы.

– Ненавидишь меня, да? – криво усмехнулся он.

– Вот еще! – фыркнул Исаев и добавил назидательно: – Ненависть – это перегной страха, а мне бояться нечего. Это ты можешь считать, что дело сделано, вот только мы своих не бросаем. Меня обязательно найдут и освободят. Ну, само собой, я буду расстроен, если тебя не отправят на лесоповал, куда-нибудь в Дальлаг! Хоть какая-то польза… Бли-ин! Какая же ты все-таки сволочь! У меня на сегодня испытания назначены, ракету «воздух – воздух» будем тестировать, а тут ты со своими шпионскими страстями! Союзничек нашелся! Да с такими союзниками и противников не надо! Защитничек «свободного мира»!

– Да, – повысил голос Антон, – свободного! В отличие от вашего ГУЛАГа!

– Да что б ты понимал! Только и знаете, что о свободе вопить. Где она, ваша свобода?