Под наволочкой тугой подушки, на которой я лежала, прощупывался пластик. Простыня была постелена поверх большой резиновой прокладки. Все здесь предназначалось для впитывания жидкости — слез, мочи, крови. Мне вдруг до боли захотелось увидеть маму, очутиться в «Усадьбе», где нет ничего страшного даже в самых глухих тенях чердака и подвала. В отделении же все было пропитано насилием. Оно царило здесь и чувствовало себя как дома.

Наволочка насквозь промокла от слез. Я плакала, пока окончательно не изнемогла. Потом стала действовать. Сделала глубокий вдох, сжала ладонями виски.

«Подумай обо мне, Конор! Услышь мои мысли! Приди и спаси меня!»

Я не заметила, как уснула, и проспала несколько часов (оказывается, Флоренс дала мне за обедом валиум). Проснулась я с тяжелой головой и ватными конечностями и подумала о своей новой вдохновительнице — о Скарлетт. Телепатических посланий было явно недостаточно.

Внезапно я поняла, как можно выбраться из отделения. Надо заработать как можно больше ложечек, чтобы получить право позвонить по телефону. Другим способом к нему не подобраться, ведь телефон стоит на столике дежурной сестры. Но кому мне позвонить, кому довериться? Единственный, кто пришел на ум, был Элби. Но он наверняка наложил в штаны, когда моя мама направила к нему копов. Он давно догадывался про героинь и не покупался на мои туманные объяснения об обычном совпадении имен наших постоялиц с именами литературных персонажей. Однажды он даже сунул нос в книгу регистраций и увидел там имя Дейзи Бьюкенен. Я чувствовала себя виноватой, потому что всегда относилась к Элби с некоторым пренебрежением. Теперь же он остался моей единственной надеждой.

С этими мыслями я задремала и проснулась оттого, что кто-то потряс меня за плечо. Флоренс достала пачку сигарет из нагрудного кармашка, ловким щелчком выбила одну и вертела в пальцах, не закуривая.

— Просыпайся, дорогуша! Тебя ждет доктор Келлер. Пора на ночные посиделки.

Я не поняла, что она имела в виду, но послушно последовала в коридор, а оттуда — в комнату для групповых занятий. Толпа девочек в пижамах уже сгрудилась вокруг доктора Келлера, на котором красовался оранжевый кожаный пиджак. Пятнадцать девочек, многих из которых я не видела прежде, пытались привлечь к себе его внимание. Никто не выглядел сонным, ничто не напоминало о том, какая заварушка произошла здесь сегодня днем. Одна из ночных дежурных медсестер, неулыбчивая пожилая полячка Жозефина, протянула доктору Келлеру какие-то бумаги и указала, где расписаться. Девочки еще плотнее окружили доктора.

— Так, девочки, давайте по очереди! — сказал Келлер и улыбнулся.

К нему тут же подскочила Джеки. Я не понимала, почему ее не отправили в карцер, как Кристину.

— Я вела себя очень хорошо, док. Нельзя ли получить разрешение позвонить? Ну пожалуйста!

— Так. Похоже, глазки у тебя повеселели. Тебе уже лучше?

— О, гораздо лучше!

— Рад это слышать. — И с этими словами он протянул ей небольшой лист бумаги, потом погладил Джеки по голове. — Держи, солнышко.

— Это нечестно! — взвилась Мария. — Ложки надо заслужить!

— Ложки-поварешки! — усмехнулся Келлер.

— Ложки-поварешки! — льстиво подхватила Джеки.

Флоренс покачала головой и пробормотала себе под нос:

— Эту Пегги надо гнать отсюда пинком под зад!

Я понятия не имела, как должно строиться нормальное психиатрическое лечение, но даже мне показалось, что все это действо отдает фальшью.

Жозефина затянулась и невыразительным хриплым голосом протянула:

— Так, девочки! Построиться! — Она махнула рукой с дымящейся сигаретой в сторону холла. — В одну шеренгу!

Все бросились строиться и замерли, ожидая приближения доктора Келлера, — с таким трепетом и нетерпением детишки ждут Санта-Клауса. Некоторые вставали на цыпочки, другие скрещивали пальцы на удачу. Я пристроилась в самом конце шеренги и наблюдала, как доктор раздает привилегии тем, кто вовсе этого не заслуживает. Остальным он говорил, что по указанию Элеонор изменит им схему приема лекарств. Привилегии были просты: пропуск в больничный кафетерий, телефонный звонок, визит родственников, отпуск домой на выходные (впрочем, последней привилегии не получил никто, хотя Дженнифер униженно умоляла отпустить ее домой хотя бы на пару часов). Когда пришел мой черед, Келлер демонстративно отступил на шаг — он прекрасно помнил нашу последнюю встречу, когда меня оформляли в отделение. Я залилась краской от смущения.

— Ну как, Пенни? Ты немного успокоилась, верно? — спросил он.

— Она выражала недовольство, — тут же встряла Флоренс.

— Так… — Он порылся в бумагах. — У тебя пока нет рекомендаций на привилегии. Впрочем, еще слишком рано. Как ты спала?

— Не очень.

— Аппетит?..

— Нет аппетита. Еда противная.

— Это, должно быть, от лекарств. Я внесу небольшие изменения в схему приема, через день-два посмотрим, какова будет реакция. — Доктор снова принялся листать бумаги. От него пахло кофе и одеколоном. Он что-то написал на листке и протянул его сестре: — Тут новая дозировка. — Перевернул еще одну страницу. — Вы только посмотрите! Мне крайне неприятно сообщать вам об этом, юная леди, но токсикологический анализ выявил в крови содержание марихуаны. Ай-яй-яй! — Он погрозил пальцем, потом покосился на часы. — А теперь все бегом по палатам! Пора спать! — Он передал бумаги медсестре. — Вы же знаете, что интерны терпеть не могут иметь дело с психическими больными. — Он похлопал меня по руке, затем улыбнулся, обнажив желтые прокуренные зубы. — Будь умницей, девочка!

Мне стоило больших усилий, чтоб не отпрянуть, — настолько противным показалось его прикосновение.

— Обещаю вести себя хорошо, доктор. И еще мне страшно неловко за то, что произошло накануне.

— Все в порядке, милая, все чудесно. — Он погладил меня по голове.

По пути в палату я спросила Флоренс:

— Разве мне не положена ложечка за то, что я извинилась?

— Вообще-то положена. Но только никому не говори, что я дала тебе ложечку потому, что ты об этом попросила. Здесь не положено ничего выпрашивать. И вообще, мало ли что могут потребовать психи! К примеру, достать луну с неба.

Сотрудники отделения должны были записывать имена девочек, получивших ложечки, так что я понимала: выпросить у Флоренс много не получится.

— Спасибо, Флоренс. Это моя первая ложка. А сколько нужно набрать, чтоб разрешили позвонить?

— Вроде бы десять. Но сперва надо наполнить ими конус. Погоди-ка. Ты что, хочешь позвонить своему лесному королю?

— Можно подумать, у него есть телефон.

— Ложись-ка спать.

Я лежала в темноте без сна и думала о том, как лучше вести себя. Я заметила, что большую часть ложечек раздают во время обеда. А как раз завтра меня собиралась навестить мама. Так что и здесь светит шанс подзаработать. Она должна прийти по просьбе Пегги. Она позвонила маме и сказала, что я хочу поговорить о своем отце.