Ангел поинтересовался, как же его в ливень-то определять, этот «мокрый асфальт», на что Дайс разъяснил: в дождь его как на ладони видно, капли не отскакивают, а словно в дыру проваливаются, и лужи над ним нет. А вот после, когда покрытие все равномерно темно-серое, он опасен еще как. Бывалые проводники, пока асфальт не «забелеет», в дорогу не собираются, ждут полного высыхания, благо дождь в Москве теперь не часто. Но эксцессы бывали, и рассказы о них ходили самые скверные.

Как следопыт «душегубку» разглядел издали, не понял никто. Заложили хороший крюк. Не дай бог кому рядом оказаться, излечения от нее нет, а артефакты только смерть отодвигают, да и то ненадолго. Как еще в Карловых Варах рассказывалось, вытягивает она из человека жизнь, словно болен он чем-то, и вроде незаметно поначалу, а месяц-два пройдет – и покойник уже. В общем, чем дальше от нее, тем спокойней.

Видели куклу. То еще зрелище! Сперва решили, что прохожий на скамейке застыл, а чуть ближе подошли, так и поняли: она. Из кусков материи, словно прессом выдавлена, создана фигура, от человека не отличишь, и на лице глубокие провалы вместо глаз. Сидит и как бы смотрит в твою сторону, а от вида ее по загривку мурашки бегают, в догонялки играют. И вроде уйдешь дальше и отвернешься от нее, а потом смотришь, а она уже к тебе голову развернула и следит. Дайс сказал, безобидные они. Вот ночью под нее мимикриты рядятся, да так, что не отличишь, а ближе подойдешь, нападет – и там уже чья возьмет. А кукла просто сидит, и все. Нет от нее ни зла, ни добра, словно памятник не пойми чему. А вот мимикрит опасен, хоть силы не очень большой зверь, но внезапность и ужас, им внушаемый, всегда на его стороне. Чуть дашь слабину, забоишься – пиши пропало. Да, все тут по-другому, не та это Зона, ох, не та. Не Чернобыль вовсе, хотя и там тоже не подарок, но как-то ближе и понятней. А тут все наособицу, по-новому. Иди и по сторонам в оба глаза смотри – дольше проживешь.

Еще перед выходом Мартин собрал всех и посвятил в ближайшие планы: двигаться до самого заката, а до него и так не больше четырех часов осталось, а там уже и видно будет, где на постой встать. Капрал подбросил хорошую идею, и группа на некоторое время увязалась за сталкерами ЦСК – под шумок по свободной дороге быстро прошмыгнуть. До Петропавловского костела крались за бывшими «долговцами», сохраняя их темп, но выдерживая приличное расстояние, а дальше свернули уже в сторону центра и дворами шли до церкви святого Людовика. Варсонофьевскую улицу оставили по правую руку за спиной, пройдя дальше в сторону Кузнецкого моста. На середине пути во дворы хотели свернуть, но, судя по карте, в плотном построении домов не факт, что проход нормальный найдется. Решили в открытую сыграть, идти по широкой улице.

Наемники неутомимо топали, разглядывая окрестности и удивляясь, как же просторно в пустом городе. Вот идешь ты днем по улице, и от скопления людей кажется, что места особо нет, не развернуться, не обойти впереди идущего, а в брошенной Москве даже маленькая дворовая тропинка проспектом кажется. Не спрятаться толком, не укрыться, ощущения – как в чистом поле. Но потом присмотришься внимательней и понимаешь, да тут повсюду мест для укрытия столько, что полк моторизованный спрятать можно. Такие вот игры разума.

Хуже всего было с окнами. Непривычно, когда столько пустых глазниц на тебя смотрит. Везде засады мерещатся, везде снайперы кажутся. Идешь и понимаешь, это не кто-то на тебя глазеет, а это город на тебя уставился тяжелым взором и укоряет: зачем нарушаешь тишину и забвение? Вообще-то город тихим не был, а даже наоборот. Везде слышались потрескивание перекрытий, постаревших от непогоды, стук болтающихся на ветру оконных рам, временами доносились издали выстрелы, реже перестрелки, иногда раздавались предсмертные крики, жуть нагоняющие, а иногда и то, чего вообще объяснить невозможно. Зона не только людьми полна, но и со своей персональной какофонией тоже не в хвосте поезда тащится. Один раз в окно слышен был телевизор, передающий новости из будущего. Словно смотрит его кто-то на громкости ненормальной. Аномалия такая, очень любезно подсказал идущий впереди Дайс.

Где-то посредине улицы Кузнецкий мост следопыт заподозрил неладное. Он замер, прислушиваясь, а потом, прильнув к стене, вскинул «дюжу» на изготовку. На полусогнутых ногах продвинулся чуть вперед и замер в укрытии у закрытого пластиковой створкой прохода во дворы, не дойдя пяти шагов до входа в забегаловку «Территория лапши». Его кулак, поднятый вверх, приказал всем остановиться, винтовка смотрела вниз по улице, и характерная резкость в движениях заставила молниеносно среагировать. Как смогли, так и рассыпались, кого где застала команда, там и залегли. Дезире установил свой пулемет прямо на асфальт и взял под контроль улицу. Укрытием ему послужила вереница бетонных клумб, окаймляющих проезжую часть. Грас с разбегу плюхнулся рядом и тоже вскинул оружие. Наемники свое дело знали и рассредоточились так, что сразу и не увидишь, как тут аж девять человек залегли. Кто за угол спрятался, кто в арку нырнул, кто так улегся, что только ствол торчит.

– Цель прямо, сто метров. Один! – сказал Дайс.

Сенка шикнула в наушнике, включая и выключая прием, давая понять, что она тоже видит и готова.

Метрах в ста впереди из желтого дома с причудливыми пирамидальными крышами вышел человек, закуривая, никого не стесняясь и не таясь. В его движениях были вальяжность и некая наглость, словно он тут хозяин и его надо обязательно уважать, а лучше бояться. Зеленая с оливой пятнистая одежда висела на нем мешковато, явно с чужого плеча снята, и была не армейской, а скорей самопал, который мастера невеликого пошиба шьют, и даже кроем больше смахивала на рабочий комбез. За спиной виднелся увесистый баул грязно-голубого цвета, а на груди висел не то обрез, не то короткая двустволка. Человек оглядел улицу, пустил большое облако дыма и громко гаркнул куда-то в глубь дверей здания, видимо, подзывая остальных.

– Мародер! – констатировал в наушнике Сундук, сидящий ближе всех к цели, чуть уступая Дайсу в расстоянии. То ли у него взгляд наметан, то ли видел в Железнодорожном таких, пока по городу бродил. Отметил четко и бескомпромиссно. Значит, точно знает.

Следом вышел еще один, груженный пузатым рюкзаком и с винтовкой в руках, на манер охотника закинув ее на локоть. Одет и правда словно собрался на уток – в резиновых сапогах с отворотами и зеленой охотничьей куртке с капюшоном. Взял прикуренную сигарету у первого и, потянув не спеша, озираясь, указал рукой в сторону проулков, наверное, предлагая куда-то идти. Из дома начали выходить еще люди, точно так же невнятно и разношерстно экипированные и одетые: мужик в желтом ватнике, с черной вязаной шапочкой на голове и армейских галифе времен как бы еще не Первой мировой; следующий вообще в красной болоньевой безрукавке и трико с лампасами, когда-то бывшими белого цвета; последний, пятый, носил серое пальто и кепку. У всех за плечами рюкзаки, а тот, что пониже всех ростом, вообще два на себя взвалил и, судя по размашистому шагу, не по размерам ношу тащит.

– Клоуны! – не сдержался Мага.

– Ждем и отпускаем, – распорядился Мартин, держа оружие перед собой, но пока не собираясь его пускать в ход. Он понимал, что как противников этих людей воспринимать вообще нельзя. Шансов у них даже выжить ни одного не найдется, а уж сопротивление оказать и того меньше. Но завязывать с ними бой совсем не с руки. «Обсидиан» сразу проверить нагрянет, и опять играй с ним в кошки-мышки. Лучше тихо пройти, спокойно, да и нет никакой чести огонь открывать. Мародеры народ, конечно, неприятный, но, в сущности, безвредный. Людей они, как правило, не трогают, уж точно не убивают, а это им в данной ситуации только в плюс идет. Пускай себе живут.