— Что, Аркадий, ты не весел? Что головушку повесил?— в присутствии Кузьмича я мог себе позволить такое панибратское обращение. Да и так у нас в эскадрильи особого официоза не было.

— В столовой был,— буркнул Гайдар, усаживаясь рядом на лавочку.

— Так из столовой наоборот надо приходить в хорошем настроении,— схохмил я,— Или тебе компота не налили?

— Паникёры они,— зло бросил он,— Случайно услышал разговор вольнонаёмных. Говорят, что надо родных в Москве предупредить, чтобы из города уезжали побыстрее. Москву, мол, сдадут немцам.

— Ну а ты что?

— А ничего,— казалось, что Аркадий вот-вот взорвётся,— Ушёл я по-тихому. Испугался.

— Чего испугался?— пришла моя пора удивляться.

— Не чего, а кого. Себя я испугался. Как услышал такие разговоры, так чуть в голове не помутилось. Ты же знаешь мою историю. Вдруг сорвусь и наворочаю дел. Эх, хреновый из меня комиссар. Не нашёл слов, чтобы возразить,— Гайдар вздохнул и опустил голову.

— Ну насчёт того, что не нашёл что сказать, это действительно хреново. А вот касаемо того, какой ты комиссар, то это не тебе, а вон им судить,— я кивнул в сторону техников, дружно таскавших брёвна на перекрытие землянок,— А знаешь, пойдём в столовую, да чайку попросим. Там и покумекаем, что и кому говорить надо.

В столовой кроме чая нам выдали по пышной сдобной булочке с маслом. Эх, хорошо быть лётчиком в Красной армии. Вот что-что, а кормят хорошо.

— Вон те,— Аркадий чуть заметно кивнул в сторону двух посудомоек, гремящих какими-то кастрюлями.

— Спасибо, девицы-красавицы,— громко поблагодарил я, когда почаёвничали,— Булочки просто объедение. Ел бы и ел, да боюсь меня потом самолёт в воздух не поднимет. Ну а на то, что тут некоторые несознательные граждане говорят, что Москву сдадим,— я чуть повысил голос не глядя на замерших посудомоек,— то спешу их успокоить; Москвы немчуре не видать как своих ушей. Несколько дней назад я был у товарища Сталина и краем уха слышал, как там обсуждали проведение парада на 7-е ноября на Красной площади. Так что немцы если и войдут в Москву, то только в колонне военнопленных. И прекращайте разводить панику,— последнюю фразу я говорил уже глядя в упор на побледневших женщин, продолжавших держать в руках только что отмытые кастрюли.

— Илья, а про парад это правда?— спросил Гайдар, когда мы шли к своей стоянке.

— То, что якобы слышал, то нет. А вот то, что парад будет, то это правда. Это святая традиция и никто её нарушать из-за каких-то там немцев не будет.

На ужине, а нам в столовой выделили отдельные столы, появились новые действующие лица. Несколько лётчиков, явно только что проснувшихся, с интересом и как-то слегка свысока посматривали в нашу сторону. Ну ещё бы им не смотреть свысока, ведь они, как я понял, были ночниками. Элита, можно сказать. А мы были, по своему обыкновению, в технических комбинезонах поверх гимнастёрок. Награды, естественно, видно не было, только петлицы выглядывали из-под расстёгнутого ворота комбеза.

— А вы кто такие будете?— один из ночников подсел к сидящим чуть отдельно Суворову, Смолину, Филимонову и Санчесу. Видимо решил, что они помоложе и званием пониже и на них можно слегка надавить авторитетом.

— Вам вот на помощь прилетели,— Суворов незаметно перемигнулся с Санчесом,— Говорят вы тут без нас не справляетесь.

— А вы летать то умеете?— к беседе присоединился ещё один из местных.

— Та ни,— подражая малоросскому говору, по обыкновению прищурившись, ответил Филимонов,— мы так, низэнько. Вы, дяденьки, не серчайте, мы быстро научимся. А вы к нам в гости приходите, да уму-разуму поучите.

И ведь пришли. Любопытно им, видите ли, стало, что это за желторотиков к ним прислали. Пришли и остановились как вкопанные и отвисшими челюстями. Мой то самолёт стоял с краю, вот на него первого они и натолкнулись. Мало того, что окраска необычная, так ещё и без трёх штук пять десятков звёздочек на капоте. А тут и наш молодняк нарисовался поприветствовать гостей дорогих. Да все при наградах, а Котяра ( мл. лейтенант Филимонов) так вообще со звездой Героя и орденом Ленина. В общем вид у местной элиты был ошарашенный.

А ночью, предварительно согласовав с командиром полка майором Титаренко взаимодействие, мы в Гочем в качестве ведомого вылетели на перехват немецких бомбардировщиков, идущих на Москву. Мда, это вам не кабина Су-27, набитая приборами по самое не балуй. Тут из средств обнаружения и прицеливания лишь глаза пилота, да провидение господне. Хорошо хоть не опозорился перед Учителем ( лт. Гоч). У него то, в отличии от меня, реальный опыт ночных полётов на нынешних машинах. Да, я в своё время летал ночью и на спортивных поршневых самолётах, но это, как говорится, две большие разницы. Впрочем здорово помогли прожектористы, ловя в паутину лучей вражеские бомбардировщики, на которые, словно разъярённые осы, тут же нападали невидимые в темноте истребители. Огненные трассы впивались в туши бомберов и в небе то тут то там вспыхивали яркие факелы, стремящиеся к земной тверди. На земле тоже периодически вспыхивали цепочки разрывов. Это подбитые немецкие асы стремились избавиться от своего смертоносного груза, вываливая его куда придётся.

Мы крутились чуть в стороне, когда я заметил тёмный силуэт на фоне облаков. Вернее даже не столько заметил, сколько почувствовал, что там что-то есть. Длинная очередь из обеих стволов впилась в чёрный сгусток, который внезапно расцвёл ослепительной слепящей вспышкой. Похоже я попал в бомбоотсек. Тут же откуда то из-за моего левого плеча в ту же сторону пронеслись трассеры. Гоч высмотрел в осветившей округу вспышке и свою добычу. В ночной тьме вспыхнул яркий факел и стремительной кометой понёсся вниз. Тут же в нашем секторе зашарили лучи прожекторов. Пара на миг осветили нас, но тут же метнулись в сторону. Я обстрелял ещё одного Не-111, но то ли не попал, то ли повреждения были не фатальные и фриц ушёл восвояси. Всё же вести бой ночью, это особая наука. Но хотя бы не на сухую слетали и не подмочили свою репутацию.

Следующий день мы с Гочем до обеда отсыпались, а остальной лётный состав учил местность по картам и сдавал зачёт штурману полка. Сбитых нам подтвердили и мы с полным на то правом пополнили ряды звёздочек на фюзеляжах. На вылет нас не выпустили, а вот местные работали во всю, сопровождая бомбардировщиков и барражируя над передовой, хотя последнее,