У семьи было и много загонов со скотом. И со всей работой они справлялась без посторонней людской помощи.

Поэтому, когда по стране прокатился голод, семья Ерёминых выжила на своих запасах хлеба и картофеля.

Когда их подросшему жеребцу Мальчику исполнилось три года, ему сделали кастрацию, превратив в мерина. После болезненной операции Нина ухаживал за ним, протирая ранку между ногами. Но Мальчику было больно, и он отставлял заднюю ногу и не сходил с места, препятствуя её действиям. А когда шов загноился, Нина стала промывать его «синим камнем» (квасцами) и всё прошло.

И как только у коня всё зажило, по первой пороше Нина стала обучать его.

Приехав из леса с дровами на ломовике, она объявила дома:

– «Завтра буду обучать Мальчика, как ему запрягать и возить сани!».

– «Нинка! Он тебе башку разобьёт!» – возразила мать.

– «Нет! Не разобьёт!» – уверенно возразила та.

На следующий день Нина подошла к коню и, погладив по морде, объявила ему:

– «Ну, Мальчик, тебе предстоит работа. Надо же тебе учиться когда-нибудь!?».

Она взяла его за гриву и сначала надела, давно к этому привыкшему коню, уздечку. Тот даже сам головой лез в неё. Затем Нина надела седёлку, хомут и прочую упряжь.

А мать в этот момент заохала, запереживала.

– Ну, раз нет мужчин, значит это моя работа! – про себя думая, твёрдо продолжала Нина.

Она взяла вожжи, поперечник, дугу и стал пятить коня к саням. А тот упёрся и ни в какую – упрямо стоит на месте и не идёт. Нина и так и сяк – ничего не выходит.

– Ну, погоди, Мальчик! За куском ты за мной, куда «хошь» пойдёшь! – ушла она в дом.

Вышла с хлебом и к коню, а тот уже тянется к куску цапнуть его губами. А Нина не даёт – с помощью хлеба пятит его к оглоблям. И тот вошёл на место между ними. А Нина зашла справа и подняла одну оглоблю, крикнув матери, чтобы та взяла другую. И та подняла и помогла. А Нина заложила (запрягла) Мальчика.

А тот повернул голову – что-де это такое. Нина, взнуздав его, села в сани и крикнула матери:

– «Открывай ворота!».

– «Нинка! Я боюсь! Он тебя убьёт!».

– «Буду держаться! Не вылечу, наверное?!».

Снег заскрипел под полозьями. А конь, вывернув на улицу, во всю прыть рванул по ней.

– «Легче, легче!» – кричал возница, натягивая поводья.

Но, куда там. Конь, почувствовав лёгкость скольжения, нёсся по деревенской улице во всю прыть.

– Надо же? «Како» легче? Он бежит, сломя башку! – с такой же скоростью проносилось в сознании Нины.

Их деревенская улица была с уклоном в сторону дола, поэтому сани разогнались и конь не чувствовал их, сейчас наслаждаясь относительной свободой. Но в конце улицы он неожиданно остановился сам, будто бы решая, куда теперь рвать свои копыта.

Нина пыталась, было, его вожжами повернуть обратно, но всё было впустую.

– Может мне слезть и поворотить его? Нет! Он может меня оставить! – рассуждала она.

Нина ещё некоторое время дёргала его вожжами и кричала на него, а Мальчик не поворачивался, а только пятился назад.

И тут на своё счастье она увидела, движущиеся к деревне сани. Оказалось, что это едет сын богатого местного крестьянина Флегонт Новожилов.

– «Фленка! «Едь» потихоньку, а я за тобой. Он, может, пойдёт?!» – обратилась к нему Нина.

И Фленка поехал, а Мальчик, как вьюрок, за ним. Фленка – к дому, а на Мальчика крикнул. Тот и припустил по накату до дома, но по дороге задел стену амбара раскатившимися санями, и Нина чуть не выпала из них. Но в итоге он домчал её до дома. Вылезая из саней, девочка чувствовала, как у неё всё ещё дрожат руки и ноги.

Их поездки стали теперь ежевечерними, и конь вёз сани всё лучше и лучше.

А когда Нина ездила за Мещёры в Тренино за строевым лесом, то запрягала старого ломовика, а Мальчика пускала за ним. По пути им приходилось преодолевать три горы: большую Галкинскую, Горбуновскую и Мещёрскую. Но их преодолевали благополучно, хотя иногда сани сильно раскатывались и опускались в обвалину, что заставляло Нину сильно потрудиться.

Лес на срубы дома для среднего сына Ивана, поучившего на войне ранение и теперь работавшего учителем в местной школе, валили Василий Иванович и Нина. Затем они трелевали его в груды, и зимой Нина вывозила его на их двух лошадях. Мальчик постепенно привык и стал ходить впереди ломовика.

Для вывоза длинных стволов Нина запрягала лошадей цугом, а к основным саням привязывала короткие дополнительные сани – подсанок.

Теперь Мальчик шёл впереди и был очень прыток. И, увидев впереди раскаты, успевал пробежать их, не сваливая в них подсанок. А лошадь, когда шла одна, надеясь на свою силу, сваливала подсанок в каждый раскат. Поэтому Нине, всегда ездившей одной, приходилось всё время контролировать её. И если она не успевала среагировать, то, бывало, опрокидывались и основные сани.

Зимой было особенно трудно таскать стволы деревьев по глубокому снегу, складывать, связывать и грузить их на сани, выезжая затем на дорогу. Нужны были сила и сноровка. Но нужна была ещё и голова. А у Нины она была ещё и светлой и сообразительной, даже изобретательной.

Она сама для себя придумала технологию транспортировки леса на санях. Сначала на передок саней она клала кол. В сани и в подсанки втыкала колы-задержки. Затем наваливала концы стволов деревьев на передок саней, закрепляя их колом-задержкой. Затем перекатывала стволы на сани и подсанки, закрепляя с их торца вторым колом-задержкой. Потом их утягивала и связывала, отправляясь домой.

После лазания по глубокому снегу в длинных одеяниях, все их полы промокали и промерзали. Но из-за их непомерной длины даже традиционное отсутствие на девичьем теле каких-либо штанов и трусов не приводило к переохлаждению ног, даже в сорокоградусные морозы.

По приезде домой Нина сваливала лес, выпрягала лошадей и давала корм, а сама шла обедать. Потом снова их запрягала, и снова уезжала в Тренино. И постепенно Мальчик научился работать.

А по приходе весны опять началась пахота и вывоз навоза на поля на обоих конях. Пахала она на ломовом, а волочила на паре. Сначала Мальчик ходил на поводе за ломовым, но потом привык так работать и стал всё делать самостоятельно, что очень понравилось Нине. К тому же он стал очень послушным и развитым. Поэтому Нина и предложила отцу наконец продать ломовика.

А тот всегда переживал за старшую