он за тебя!?» – миролюбиво спросил её свёкор, якобы извиняясь.

И больше он никогда не повышал на Нину голос, позже периодически вспоминая этот случай, понимая, как сын ценит свою жену.

А Сергей не любил, когда Нины долго не было дома, направляясь разыскивать её сам, или посылая за нею детей.

И когда Нине Васильевне, как хорошо поющей и играющей на шести музыкальных инструментах, предложили поучаствовать в организованном в их клубе музыкальном кружке, муж отказал просителям:

– «Я не могу её пустить. Я не могу без неё. А ей надо будет ходить на репетиции!».

Но самой главной задачей Нины было шитьё.

Зимой мастерица обшивала не только свою семью, включая родителей, но и шила для жившей в Казаково семьи Прасковьи – старшей сестры Сергея, бывшей замужем за Василием Павловичем Черноносовым, и имевшей пятерых детей.

Им помогали не только одеждой, но и мукой и дровами.

– «Их надо сюда взять!» – предложил их общий отец Иван Яковлевич.

И вяли – перевезли Пашу без мужа, но с детьми в Верхнюю Берёзовку. Теперь их было проще снабжать. А те привыкли на чужие средства жить и всё надеялись на помощь.

Более того, когда племянники подросли, Сергей Иванович Комаров спросил жену Нину:

– «Я буду детям платить! Можно?».

– «Давно б платил, а мне не говорил! – ответила Нина Васильевна.

И он стал давать им денежную помощь по 50 рублей в месяц.

И те привыкли. К тому же сама очень ленивая мать не могла приучить своих детей трудиться и обеспечивать себя.

А когда в 1944 году Сергей Иванович умер, то Паша причитала:

– «Кто нам теперь платить будет-то?!».

И эта помощь прервалась, надолго вызвав у членов семьи Черноносовых большую обиду на семью Комаровых. Из-за безысходности в семье Прасковьи начались раздоры, доходящие до драк с детьми. И всё закончилось для их матери весьма печально. Длительное время находясь в депрессии, она в итоге в 1950 году ушла из жизни не по-людски, повесилась. Но ещё раньше, сначала в начале зимы 1937 года от желчнокаменной болезни умерла свекровь Нины Евдокия Ивановна Комарова, а в 1945 году от паралича умерла её мать – Александра Петровна Ерёмина, которая тоже была похоронена в Берёзовке.

А во время Великой отечественной войны погибли и два брата Сергея Ивановича: Александр и Андрей. Вдовец Иван Яковлевич переживал смерть этой дочери, как четырнадцать лет назад переживал смерть внука Шурика, тринадцать лет назад – смерть жены, а позже в войну и гибель своих сыновей, опять сразу резко сдав здоровьем.

Он уже не мог сам заготавливать дрова, поэтому возил с лесопилки стружку и ею топил русскую печь, готовя себе кое-что.

А когда он стал ещё старше, а сил стало ещё меньше, то ходил к Нине и просил её помыть ему пол, постирать и приготовить еду. И Нина ходила к нему, пекла пресняки, которые тот очень любил, стирала, прибиралась и мыла полы.

А в баню он ходил к Нине и иногда спал в её доме на печи.

Когда же свёкор совсем постарел, и ему стало трудно одному всё делать, Нина Васильевна предложила ему:

– «Тятенька, а ты давай живи у меня!».

– «Нет! Мне всё у себя дома напоминает, как я жил и всё мне представляется, будто я и сейчас живу, как раньше» – не соглашался он.

И Нине приходилось убираться у него и готовить еду. А когда он совершенно ослаб, то поделился с любимой снохой своей заботой о внучке от младшего сына:

– «Нина! Я ведь жалею Раю! Я ей должен всё своё оставить!».

– «Правильно! Всё ей, конечно!» – согласилась Нина.

А в эти послевоенные годы вдова Нина Васильевна жила с младшим сыном Евгением. Остальные дети жили уже отдельно.

И она не раз говорила и показывала младшему сыну Евгению все достижения их колхоза, которые тот добился с помощью и по инициативе его отца Сергея Ивановича Комарова.

Это были магазины, артель, мельница, клуб, школа в здании церкви и отделение Казаковского сельпо.

Но кроме этого важным достижением Сергея Ивановича Комарова было окончание ещё в 1937 году его женой Ниной Васильевной, имевшей всего три класса начальной школы, вечерней семилетней школы, в которую по настоянию мужа она поступила ещё в 1934 году.

И Женя по праву гордился отцом, и особенно, что он тоже Комаров.

А его мать ежедневно работала в колхозе.

И Женя, видя, как маме тяжело, спрашивал её:

– «Опять грузить картошку уходишь?».

– «Да! Иначе заставят!» – отвечала мать.

А когда внучка Ивана Яковлевича – Нина Черноносова, после смерти матери и отъезда братьев и сестёр, осталась одна в их доме, раньше принадлежавшем Стокашковым, крыша которого прохудилась, Нина Васильевна предложила свёкру:

– «Знаешь что? Возьми Нинку Черноносову к себе. Ты один и она одна!».

– «Я их всех ненавижу, не люблю! Как я буду её звать-то?» – не согласился он.

Нина Васильевна продолжала ходить к свёкру и помогать ему по хозяйству, периодически напоминая ему о своём предложении постоянно жить у неё.

Но тот пока всё не соглашался.

– «Мне здесь всё родное, всё в глазах, всё вспоминаю» – объяснял он.

– «Ну, что ж, как хочешь!».

– «А как я Нинку звать-то буду?» – однажды всё же заинтересовался Иван Яковлевич.

– «Вот так. Выйди на своё крыльцо, когда она из артели пойдёт, и махни ей рукой!».

Иван Яковлевич так и сделал, взмахом руки позвав свою внучку, возвращавшуюся с работы из артели, где она лачила черенки. И Нина со своего крыльца видела это.

Этим же вечером внучка переехала к деду, и они стали хозяйствовать совместно, разгрузив сноху.

Иван Яковлевич топил печь стружкой, при этом бывало так жарко, что в вольной печи всё уваривалось.

Но часто он захаживал к снохе поплакаться, что не доволен ею, жалуясь на внучку, что та, мол, всё делает не так, как он привык.

А Нина Васильевна опять уговаривала его:

– «Да, ладно! Не расстраивайся. Ты уже старый, а она тебе всё поможет. Да и я буду тебе помогать, что велишь!».

И Нина захаживала к нему, даже делать клизму, пока дед сам не приноровился.

А когда её дочь Алевтина попала в сильное расстройство по причине предательства жениха Николая Калинина, то даже ночью свёкор приходил успокаивать плачущую Нину Васильевну:

– «Чай всю ночь не спишь?!».

– «Да, всё не успокоюсь, всё плачу!» – созналась она, что сильно переживает за дочь.

– «Пожалей себя! Ведь у тебя же дети!».

– «Я на похоронах Серёжи так не плакала, как переживаю за Альку!?».

– «Да, в жизни всё бывает!».

– «За