Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А на днях что случилось? – спросила я.
– Фотокарточка.
– Какая фотокарточка?
– Где хозяин с первой женой. Убираюсь в гостиной, она на камине стоит. В рамочке. Думаю, с какой стати хозяин ее поставил? Ведь знает, что Нелли это вряд ли понравится. Тут и Нелли в гостиную вошла. Увидела фотокарточку, и прям красной, точно рак, сделалась. Она стала мужу звонить, а он, само собой, знать, мол, ничего не знаю. Приехал быстро, стал Нелли успокаивать. Фотографию велел мне в ту самую комнату унести от греха подальше. Я дверь в комнату открыла и замерла. Там таких фотографий штук пять стоит. И все на меня смотрят. А позавчера опять фотографию нашла. В кухне. Вот я и решила: нет больше моего терпения.
– Странно, что Зорин не поставил в доме видеокамеры, чтобы посмотреть, кто же так шутит.
– Чертей камерами не проймешь, – серьезно ответила Мария Тимофеевна.
– Зорин наверняка кого-то подозревал.
– Вот уж не знаю. Он ничего об этом слышать не хотел. Говорил со мной так, точно я спятила. Выдумываю все, одним словом.
– Учитывая, что у него довольно взрослая дочь… Возможно, он считал, это ее рук дело, оттого и предпочитал не заострять внимание на происходящем.
– Вы что же думаете, Инга чуть пожар не устроила? Вот уж насмешили. Она хорошая девочка. Отличница. Воспитанная. От нее слова дурного не услышишь. Да и не было ее дома. Я же говорю, у нее то школа, то музыка, то еще что-нибудь. И зачем ей все это? Сами подумайте.
– Она сирота, – пожал Бергман плечами. – Возможно, таким образом, она мстила отцу за то, что он вторично женился.
– Скажете тоже… зачем ей отцу мстить? Мать она совсем не помнит, сама мне рассказывала. Нелли, конечно, ей мать не заменила, но и злой мачехой не была. Каждая сама по себе. Отец ее любит, Ингу, я имею в виду. И она его.
– Тем более, – не отступал Бергман. – В девочкину концепцию счастливой семьи мачеха, скорее всего, не вписывается.
– Думайте что хотите, но… глупость это. Вы просто Ингу не знаете. Все бы дети такими были… нет, ни за что не поверю. Да и не было ее ни разу дома, когда все эти безобразия творились. Это все ее мамаша. Колдунья чертова. Я ее один раз видела.
– Кого? – не поняла я.
– Мать Инги. Сгинувшую десять лет назад.
– Где видели?
– В доме, где же еще? Картина грохнулась, я с перепугу давай все двери открывать, потом голову подняла, вижу, она наверху стоит.
– Вы уверены, что не обознались? – с сомнением сказала я.
– Эти глазищи я запомнила. Я же говорю, от ее взгляда мороз по коже. А здесь, можно сказать, живьем.
– И что было дальше? – спросила я.
– Что дальше? Заперлась в ванной и сидела с час. Потом выбралась да домой бежать. Уже из дома позвонила Максиму. А он давай меня стыдить. Что вы глупые сказки рассказываете?! Я малость успокоилась, и тоже говорю себе: точно, сказки. Все думаю об этой комнате, да о ведьме проклятущей, вот глюки и начались. В общем, кто тут прав, а кто нет, я не знаю. Но в дурдоме оказаться не хочу. Оттого решила искать себе другое место. Неделя есть, может, в самом деле, что подходящее подвернется.
– Вы говорили о прежней домработнице. Как ее зовут? С ней можно связаться?
– Зовут Софья Петровна. Фамилию не знаю. Не называла она свою фамилию. Поначалу я ей звонила, ну, когда вся эта чертовщина началась. Потом, спустя какое-то время, звоню опять. А мне незнакомый голос в ответ: мол, нет Софьи Петровны, съехала. Квартиру продала. Куда отсюда отправилась, неизвестно, ничего такого, мол, не говорила. А телефон-то был домашний. Вот.
– Вы его, случайно, не помните?
– Шутите? Да я свой-то не сразу вспомню. Только с третьей попытки. Но где-то записан. Если надо, поищу.
– Поищите, пожалуйста, – попросил Бергман.
Хозяйка поднялась, открыла верхний ящик буфета и начала перебирать какие-то бумажки, но уже через пару минут достала записную книжку со смешным зайцем на обложке, быстро перелистала и удовлетворенно кивнула.
– Вот. Софья Петровна. Записывайте.
Номер я записала, и вскоре мы начали прощаться.
– А Евдокия Семеновна о странностях в доме знала? – спросил Бергман уже в прихожей.
– Должно быть, да. Со мной она об этом не заговаривала.
– Но ведь дочь должна была ей рассказать?
– Откуда мне знать? Может, и рассказала. Только по мне, все это мимо Нелли прошло. Человек она легкий, в одно ухо влетело, в другое вылетело. А Максим все это чепухой считал, так что и промеж собой вряд ли об этом говорили. Она один раз только рассердилась, когда свадебную фотографию нашла. Да и то, поди, к вечеру не вспомнила.
– Как тебе рассказ? – спросил Бергман, когда мы шли к машине.
– Если домработница ничего не выдумывает, то все эти странности – дело рук кого-то из домашних. Иначе не получается.
– Согласен. И кого же? Дочери?
– Ей всего четырнадцать. Если это началось еще два года назад, значит, дебютировала она в двенадцать. Не слишком ли рано?
– Разбить стекло на портрете можно и в двенадцать. Зато у девчонки есть мотив. В доме появилась чужая тетя, и пришлось делить с ней отца.
– Но ее не было в доме, если верить домработнице.
– А как ты объяснишь появление покойницы?
– Никак. Тетке с перепугу померещилось.
– Самое простое объяснение.
– А что еще? Кто-то выдавал себя за пропавшую мать девочки? Учитывая, что домработница ее видела лишь на фото, вполне могло получиться… Но тогда это точно не Инга. В любом случае, не покойницу же она увидела.
– Да. Но ты-то их видишь, – усмехнулся Бергман.
– Допустим, она тоже увидела. Что дальше?
– Злишься? – сказал он все еще с усмешкой, но куда мягче.
– С какой стати? Но рассказ о том, что пропавшая Аделаида зналась с чертом, возможно, объясняет дружбу Зорина со священником.
– Зорин пытался изгнать из жены дьявола?
Я пожала плечами.
– А камеры не стал ставить, потому что был уверен: бесплотную душу она не зафиксирует? – продолжил он.
– По душам-путешественникам ты у нас специалист. Однако версия с Ингой все же куда вероятней, на мой взгляд.
– Месть отцу?
Он уже завел машину, но с места не тронулся.
– Было бы здорово разговорить Зорина, а пока остается только гадать, – сказала я.
В этот момент у Бергмана зазвонил мобильный, он ответил по громкой связи.
– Вы где? – услышала я голос Димки. – У меня кое-что есть.
– Что ж, едем домой, – сказал Бергман. – Тем более что пора обедать.