Он быстро написал имя жены Ванина и номер ее сотового телефона.

Яд, капнутый на прощание Ликой в душу Киры, свое парализующее действие оказал. Все последующие дни до самого конца сентября Кира старательно избегала Леса. Он же делал вид, что не замечает ее усилий, и то и дело оказывался рядом. Впрочем, это происходило так ненавязчиво, что Кире не в чем было его упрекнуть.

В начале сентября Алексей заявился к ней домой с букетом полевых цветов и коробкой пирожных.

– Вы обещали подумать, Кира. Через неделю мы выходим. Вы как? Принимаете участие в экспедиции?

Она задумчиво взяла из его рук букет, с наслаждением погрузила в него лицо, вдыхая терпкий луговой запах.

– Прелестные цветы. Откуда они у вас? – Она достала с полки сиреневую вазу.

– Купил в цветочном магазине.

– Разве так можно?

– Сейчас все можно. Главное, чтоб были деньги.

– Забавно. И что, привезут любые цветы, какие только пожелаете?

– Любые – из Булонского леса или из джунглей Амазонки. Или с Альпийских гор.

– Да-а?! – протянула она, мечтательно закрывая глаза. – Я всегда хотела побывать в Альпах. Или хотя бы прикоснуться к цветам с их лугов.

– В мире нет ничего невозможного, Кира.

Он мягко улыбнулся, и сердце ее от этой улыбки ухнуло и суетливо забилось. Быстро отвернувшись, чтобы Алексей по выражению ее глаз не понял, насколько он нравится ей, Кира вышла на кухню. Там отдышалась и, умыв лицо холодной водой, набрала в вазу воды.

– От вас пахнет больницей, – сказала она, возвращаясь. – Где вы были?

– Жене Васильича сегодня сделали операцию. Он очень переживает, я не мог оставить его одного.

Кира спросила:

– Надеюсь, с ней все хорошо?

– Врачи дают благоприятный прогноз. Но Васильич все равно сильно переживает, он остался с женой в больнице. Так что сегодня тренировки не будет.

– Понятно. Спасибо, что предупредили, Алексей.

– У меня есть предложение. А не посмотреть ли нам фотографии моих прошлых экспедиций? Я помню, мы собирались это сделать, да почему-то до этого не дошли.

* * *

Спустя неделю они уже ехали в составе экспедиционной группы на Кавказ. Стучали колеса, и витали запахи – давно забытые ароматы, напоминающие детство и юность. Кира часто ездила с родителями, они любили путешествовать. Потом одна – в пионерский лагерь. Иногда это был плацкартный вагон, иногда – купе. И всегда, во всех поездках неизменно присутствовал специфический запашок – слегка влажного стираного белья, сигарет и креозота.

Кира вышла из купе и, открыв окно, выглянула в него. Она почувствовала себя вдруг юной девчонкой – беззаботной, счастливой и влюбленной. Знать, что он рядом, слышать его голос, сидеть с ним рядом в купе, слушая, как играет на гитаре Санин, было невыразимо приятно.

Теперь чувство, которому она так долго сопротивлялась, захватило ее полностью и понесло как щепку в открытое море.

Все вокзалы пахнут по-особому, это Кира поняла давно. Где-то пахнет рыбой и морем, где-то – степью и ковылем. Сочинский же вокзал встречает приезжающих морским ветром, запахом дальних странствий и мечтой о неисследованных островах.

Кира, плохо переносившая дорогу, уже жалела, что согласилась на эту авантюру. От железнодорожного вокзала вся группа направилась к автобусной остановке. Душный вокзал, толпы куда-то спешащего народа, жара. Кира мужественно терпела, стараясь держаться так, чтобы Лес не заметил, как ей плохо. Но для него, похоже, ее состояние не осталось тайной.

Он обмахивал ее купленным в ларьке журналом, притаскивал холодные, покрытые испариной бутылки с минеральной водой и бутерброды. Потом принес откуда-то симпатичное кепи и водрузил ей на голову.

– Вот так-то лучше, – сказал он. – Кстати, вам очень идет.

– Спасибо, – щурясь от солнца, засмеялась Кира.

Наконец, они погрузились в автобус, и их затрясло по ухабистым дорогам. Целых три часа в пути! Автобус то застревал в пробках, то наконец припускал вперед, вызывая у несчастных, измученных зноем пассажиров приступы морской болезни.

Потом был пеший переход, которому, казалось, не будет конца. Когда группа все-таки разбила лагерь на берегу горной речки, Кира была абсолютно уверена, что упадет замертво и сразу уснет. Но, как ни странно, у нее вдруг словно открылось второе дыхание. Переодевшись в купальный костюм, она спустилась к речке и, разогнавшись, прыгнула в воду.

Ощущение ожога на коже и пробивающиеся сквозь толщу воды солнечные лучи. Она нырнула поглубже, присела, согнула колени и потом с силой оттолкнулась ото дна, но потом вынырнула, жадно дыша, и поплыла сильными гребками за ближайшую скалу.

Бухта была чудесна. Мощная лиана свисала над самой водой, и Кира, ухватившись за нее, раскачалась и вскарабкалась на скалу.

– Кира! Вы где? Кира! – донеслось до нее со стороны лагеря.

Она лениво растянулась на покрытой мягким мхом поверхности и только потом крикнула в ответ:

– Я здесь!

Лес подплыл и, подтянувшись на руках, забрался к ней на скалу.

– В тени лежала ты нагая, и там, где грудь раздвоена…

– …порхала бабочка, мигая, и села на вершину сна… – Кира повернулась на бок и подперла голову рукой. – Вы любите Бродского, Алексей?

– Кое-что из него знаю. Я нестандартный?

– Более чем. Впервые встречаю мужчину, цитирующего Бродского.

– Кира, не делайте так больше, хорошо?

– Как?

– Не уходите никуда без меня.

– Это почему же?

Она села и обхватила руками колени. Скала вытянула из тела тепло, и теперь Киру била легкая дрожь.

– Пойдемте, вы замерзли, – сказал Алексей.

Они поднялись, цепляясь за камни, наверх, и очутились на залитой солнцем поляне.

– Понимаете, кажется, что здесь очень спокойно. Далеко от дорог, от людей. Но это ложное чувство безопасности. Не стоит доверять ему.

– Не может быть, чтобы мы здесь были не одни, такая тишина кругом.

– Это обманчивое впечатление.

Разумеется, Кира все понимала, но слегка подтрунивать над Лесом ей очень нравилось.

– Ах, да кому я нужна, – она шутливо отмахивалась.

Он взял ее за плечи и, развернув к себе, отчетливо сказал:

– Мне. Обещаете, что больше никогда так не будете делать?

– Конечно. Давайте, пожалуй, вернемся в лагерь. Мне ужасно хочется есть, и если я что-нибудь в этом понимаю, то ужин никто, кроме нас самих, готовить не станет.