На тридцать первой минуте крайний американский борт доложил о своём приземлении.

Последовал приказ о радиомолчании и пятиминутной готовности.

Вот это уже был край, момент из числа тех, что делят всех окружающих на мёртвых и живых.

Между тем мы продолжали гнать от побережья в прежнем бешеном темпе.

Ровно через пять минут по радио приказали: «Внимание!»

Потом последовало сообщение о том, что пошёл отсчёт и команда – всем укрыться, по окончании отсчёта в течение 15 минут сохранять полное радиомолчание и вырубить электрооборудование.

Как только отсчёт начался, я заорал:

– Стоять! Всем укрыться!

Народ без вопросов попадал на землю, укрываясь за БРДМ, а также в подвернувшихся ямах и прочих складках местности.

– Всем залечь! – орал я. – Укрыться! Рации и всё электрифицированное вырубить! Не вставать! Глаза закрыть!

Я предполагал, что америкосы могут пальнуть по Мбанге, к примеру, атомным снарядом из корабельного главного калибра, если у них, конечно, такие снаряды сейчас вообще есть. Но, скорее всего, это была всё-таки какая-нибудь устаревшая крылатая ракета, поскольку после окончания отсчёта повисла пауза минуты на три. Пушечный снаряд долетел бы до цели куда раньше.

И только потом где-то очень далеко раздалось тяжёлое: «Д-ды-дых!»

Ударило по ушам. Почва под ногами заколебалась. Громовой раскат перешел в треск и свист. Белый свет озарил закатное небо, и ветер, поднятый сильной волной горячего воздуха, с шуршанием прошёл над нашими головами, раскачав кроны деревьев и стряхнув с них листья и прочую непрочную растительность. Судя по звукам, в джунглях заметалась всякая живность вроде птиц, вспугнутая этим ужасом.

В момент, когда ударная волна наконец прошла над нами, я открыл глаза, предварительно нацепив тёмные очки. За горизонтом, далеко над краем джунглей, на фоне закатного солнца поднимался красивый до жути чёрно-оранжево-красно-фиолетовый ядерный гриб. Правда, выглядел он не так мощно и впечатляюще, как то, что обычно показывают в старых документальных фильмах о ядерных испытаниях…

Я смотрел на это, и в голове упорно стояла всё та же мысль: почему пиндосы так легко слили свою пехоту, даже не попытавшись эвакуировать её? Три-четыре десятка хорошо подготовленных солдат – это по нынешним временам большая ценность. И их вот так просто бросили зажариваться ни за понюх табаку? Что же, интересно знать, столь кардинально изменилось в психологии этих «сеятелей общечеловеческих ценностей», раз они относятся к этим неуязвимым воякам как к расходному материалу вроде патронов? Ведь они до недавнего времени драли глотку перед телекамерами и кичились, что ни за что не бросают своих драгоценных граждан нигде и никогда… Или у них в запасе ещё много таких же, и они, эти не чувствующие боли солдаты, действительно, скажем культурно, не совсем люди? Чёрт его знает… Правда, в этом случае вопрос о том, зачем они хватают где попало любой пригодный (для чего пригодный, кстати?) человеческий материал, становится как-то понятнее…

А «грибок» над Мбанге постепенно «сдувался», оседая и теряя прежнюю яркость. Как потом мне сказали знающие специалисты, взрыв был воздушный, а боеголовка слабая, тактическая, из числа оставшихся от прежних времён (от какого-нибудь «Лэнса», которых когда-то богато вывезли из Европы в рамках двухсторонних сокращений, и не факт, что потом утилизировали), мощностью килотонн десять, но и этого хватило с запасом, чтобы вместо Мбанге и окрестных селений, в районе которых высаживались американцы, осталась полоса оплавленного песка с мелкими вкраплениями вулканического стекла. Полная зачистка местности, от всей широкой пиндосской души…

Подожжённая растительность потом горела почти неделю.

Количество жертв очень приблизительно подсчитали только месяца через три. Несмотря на здешнее малолюдие, пропало без вести (то есть в идеале, надо полагать, испарилось) около двух тысяч человек. Ещё шесть сотен трупов удалось обнаружить, осмотреть и частично похоронить.

Потери ангольской армии позже оценивались человек в двести. Правда, уже невозможно было точно сказать, сколько народу реально погибло от атомного удара, а сколько было убито или вывезено америкосами непосредственно перед ним.

Да и далеко не все, кого поначалу записали в убитые, реально погибли. Например, наш пропавший проводник-переводчик Ферраз считался погибшим при том самом ядерном взрыве, но, как я совершенно случайно узнал потом, через полтора года его отловили какие-то бурские вояки аж в Лесото, где он заделался крутым «полевым командиром» среди местных подбандитков-спидоносцев. Искал удобный повод дезертировать, что ли?

Общее количество тех, кто пострадал от этого удара, подсчитать возможным вообще не представилось, поскольку радиация накрыла ближние города Лобиту и Бенгела, а радиоактивные осадки потом выпадали по всему югу Африки (правда, они здесь, как и везде, уже давно были привычным и неизбежным злом)…

– Это чего такое было, тарищ майор? – спросила Машка Тупикова, поднимаясь с земли и с разинутым ртом наблюдая за разгорающимся заревом на горизонте. По-моему, это опять был вопрос, который висел на языке у всех.

– Самое оно. Тактический ядерный удар! – ответил я, после чего мои подчинённые, да и я сам тоже, начали привычно вкалывать себе соответствующие шприц-тюбики из полевых аптечек и жрать горькие капсулы с антирадиационным содержимым. Под атомные удары мы раньше, конечно, не попадали, а вот по заражённым районам лазили не раз и не два, так что метода была многократно отработана.

– А как вы догадались? – искренне удивилась Машка.

– Элементарно. Во всех армиях мира перед применением ядерного оружия следует один и тот же набор команд и действий. А уж потом – кто не спрятался, мы не виноваты. Инструкции надо внимательно читать, милая моя. А потом вовремя о них вспоминать. Кстати, ты в курсе, из-за чего Василий Иванович Чапев когда-то в реке Урал утонул?

– Не-а…

– Эх, темнота! Его мешок с картошкой на дно утянул.

– С какой картошкой?

– С той самой, которую он обычно вместо карты местности при планировании боевых операций использовал… Ладно, ты всё равно не поймёшь… Сейчас все на броню и быстренько едем дальше. А то от этого «счастья» чем дальше, тем лучше…

Правда, как позже выяснилось, что драпали мы очень стремительно и к моменту взрыва успели отъехать километров на тридцать пять от эпицентра, так что дозу схватили в пределах нормы – на заражённых территориях родной Евразии бывало и хуже. В разы.

Пока ехали, я в сгущающихся сумерках глядел на зарево над горизонтом и размышлял. Задание, ради которого нас сюда прислали, мы, честно говоря, не выполнили. Искомых автоматических боевых систем не удалось ни обнаружить, ни захватить. Зато при этом мы нашли нечто новенькое, в лице этих трясущихся у нас на броне покойников (которые вместе с ранее увезёнными медиками в Луанду трупами гражданских теперь были вообще единственным реальным доказательством прошедшей американской операции), но это не имело никакого отношения к автоматам вообще и боевым киберсистемам в частности. Детально обследовать эти трупы на предмет вскрытия и обнаружения новых законов природы, конечно, надо, но что толку? Наша неистовая Данка (она же подполковник Голяк) и те, кто ею руководит, дёргая за верёвочки или ещё какие интимные места, за эти дела, я так чувствую, по головке не погладят.