Непосредственное сопровождение и охрану осуществляли хозяева и получатели груза, то есть мотострелки.

Мы шли на двух газовских «Тиграх» и одном специально оборудованном БТР-80, мотострелки – на четырёх БТР-80А и трёх «Уралах» с бронекоробками в кузовах. А всего в колоннах штатно было по тридцать пять – сорок грузовиков с боеприпасами.

На сегодня это была уже вторая наша ездка.

Степь вокруг, несмотря на тёплую апрельскую погоду и некоторое оживление пейзажа (редкая травка зеленеет, небо голубеет, то да сё), как-то не радовала. В этих краях вообще мало радостного, до побережья Каспия километров двадцать, а дальше начинается и вовсе «дикое поле» – то, что осталось от Ирана, да бывший Казахстан, где до сих пор бродит непонятно кто. Фатально малолюдно здесь стало Долгой Зимой, и с тех пор кое-какое остаточное население этих мест откровенно прозябало, очагово размещаясь по отдельным хуторам и посёлкам. Даже непонятно, чьи банды сюда забирались крайне редко, поскольку поживиться тут было решительно нечем – что полезного мелкий курбаши может поиметь с каких-нибудь нищих пастухов или рыбаков?

И всё равно нам приходилось довольно часто останавливаться и осматривать разные попадавшиеся в придорожных канавах подозрительные предметы, поскольку вероятность проникновения сюда мелких групп или отдельных боевиков-исламистов, обошедших армейские кордоны и минные поля, аналитиками в высоких штабах всё-таки не исключалась. Они вообще всегда много чего не исключают, вот только это не сбывается ни фига, как гадание на кофейной гуще или метеосводки…

При этом ни одной реальной мины или фугаса мы пока категорически не обнаружили. Это не то чтобы настораживало, но всё-таки несколько нервировало. На войне, если долгое время тихо, потом в какой-то момент вдруг становится невыносимо громко и жарко.

В этом рейсе в кузовах сопровождаемых грузовиков лежали ящики с грузом каких-то крутых химических боеприпасов нового поколения – снарядов для гаубиц и реактивных установок, – и всё шло вроде бы штатно.

И только на выезде из этого, практически нежилого уже Песчаноперекопска колонна вдруг встала. С шедшего головным нашего БТР-80 Артёмов передал об обнаружении очередного подозрительного предмета. Можно на какое-то время остановиться, заглушить двигатели и покурить бамбук. Как говорили когда-то железнодорожные пассажиры – сигареты-спички-колбаса-яички…

Я решил немного размяться и, поправив ремень автомата на плече, вылез из нашего «Тигра» на дорогу. Командир экипажа сержант Несвижин со своими водилой, пулемётчиком и ещё тремя бойцами предпочёл не покидать «коробку» и перекурить, не сходя с мест. Запрещать им это я не стал.

Желтоватая пыль из-под колёс наконец осела. Вокруг дороги, на сколько хватало глаз, торчали практически сплошные одноэтажные руины, правда, следов каких-то боёв не наблюдалось. Похоже, этот Песчаноперекопск был просто покинут жителями, и постройки, как это обычно бывает в отсутствие людей, быстро и фатально пришли в негодность.

Наш «Тигр» замыкал первую часть колонны, растянувшейся вдоль брошенных и полуразрушенных домов, сараев и заборов этого бывшего посёлка. Впереди нас метрах в пятидесяти маячил крытый «Урал», метрах в тридцати позади стояли два пехотных БТРа. Водители заглушили двигатели, и техника замерла в ожидании, в почти полной тишине.

По идее, опасаться нам было особо нечего. Свежих сведений о каких-либо бандгруппах, действовавших в этом районе, не было уже давно, а какие-то невнятные признаки жизни, по-моему, присутствовали только в парочке стоявших далеко на отшибе домов, мимо которых мы только что проехали и которые остались позади нас, на северной окраине.

Почти полная тишина длилась недолго – залязгали люки и двери, личный состав полез с брони, пехотные офицеры начали командовать, расставляя вдоль колонны дозорных, к весеннему небу потянулись многочисленные табачные дымки.

Я некурящий, и мне несколько проще жить, поскольку курево сейчас – это неслабая проблема. С падением глобальной экономики с табаком стало, мягко говоря, плохо. Пайковое курево в последнее время выдавалось почти исключительно или махоркой в пачках, или поганого качества папиросками, довоенные сигареты известных когда-то брендов встречались в пайках только высших офицеров и генералов. Нормы отпуска табака были не особо большие, и заядлым курильщикам приходилось туго. Они крутились и так и сяк, обычно выходя из положения при помощи обмена консервов из сухих пайков на домашний самосад у местных бабулек на городской толкучке. Выменять на той же толкучке нормальных сигарет уже давно было практически нереально. А если они и попадались иногда, это почти наверняка оказывался «хабар» из сильно заражённых мест, и курить такое мог только полоумный…

Консервы сейчас, кстати говоря, тоже выдают почти исключительно в виде сухпайков и НЗ при боевых выходах, и зажать банку-другую получается далеко не всегда. Вообще, снабжение в последнее время зачастую «натуральное» – зря, что ли, даже у нас в бригаде своё обширное подсобное хозяйство? Родина нынче исправно снабжает боевой техникой (не всегда новой), патронами и горючим (иногда с перебоями). А вот насчёт жратвы каждый сейчас вертится как может, даже в армии…

Я посмотрел на экипаж «Тигра», который увлечённо вертел самокрутки, высыпая табак на бумажки из сигаретной пачки, в которой когда-то, очень давно, лежали «Лаки Страйк», прикрыл дверь броневика и огляделся.

Всё вокруг выглядело тривиально и почти скучно. Возле заднего борта «Урала» смолил самокрутку выставленный в качестве дозорного щуплый мотострелок. Я молча показал ему кулак, намекая на то, что курить возле машины с боеприпасами как-то не комильфо. Он понял этот жест, отошёл от машины ближе к домам и заборам и там продолжил зарабатывать рак лёгких, демонстративно повернувшись ко мне спиной.

В этот момент рутинная картинка лишённого людей сельского быта перед моими глазами неожиданно изменилась. Вдруг из проулка между разрушенными домами, как раз в промежутке между мной и курившим самосад мотострелком, словно из-под земли появилось какое-то контрастное светлое пятно, быстро двинувшееся вдоль нашей колонны.

При приближении светлое пятно обрело вид человеческой фигуры, шедшей мимо меня, но явно не ко мне. Когда фигура почти поравнялась со мной, я подробно рассмотрел, что это всего-навсего женщина с неестественно большим животом (беременная, что ли?). Чего доброго, медицинской помощи начнёт просить! А ведь у нас, кроме санитаров и полевых аптечек, ни фига нет… На вид какая-то очень бледная, как будто просидевшая всю зиму в погребе. Нездорового вида (а у кого сейчас здоровый вид?), под глазами синяки. Длинные волосы неопределённо-светлого оттенка давно не мыты и не чёсаны. В руках, что характерно, ничего, и одета ну совершенно ни к месту и не по сезону. Хотя на дворе был конец апреля, мне в моей брезентовой «горке» было отнюдь не жарко. А на этой женщине было какое-то лёгкое белое платье с мелким рисуночком и светлые тапочки на ногах. Платье мятое, на ногах и на подоле густой слой пыли, такой, словно эта баба прошла перед этим не один километр. Сбежала, что ли, от кого? Интересно, от кого – тут же вёрст на двадцать почти ничего живого?! Да и не похожа эта баба на местную жительницу, морда лица вполне европейская. Чего она тут вообще делает? Террористка? Да тоже не сильно похожа…