Эмма даже присвистнула:

– Такая честность заслуживает уважения. Хотя, я и сама уже догадалась, что именно из-за тебя я так долго не могла увидеть Софию.

– А то, – даже с каким-то самодовольством признался он. – София слушается меня во всем.

– Чем же я перед тобой провинилась? Все дело только в том, что я познакомила ее со своей подругой или есть еще что-то?

– Ну, да, я неправильно все понял. Я и без тебя знаю, что чуть не убил ее, так что стыдить меня не надо, мне и самому плохо. Она же… почти ничего не ела и даже не реагировала на все эти поцелуи Ирены.

– Значит, мне не показалось, что она похудела…

Он еще раз повернулся к ней и открыто рассмеялся:

– Только вот не надо притворяться, как будто ты такая заботливая и добрая.

Да сколько же можно это терпеть? Пренебрежительный тон Филиппа и прежде доводил ее до полного бешенства, но теперь Эмма склонилась к нему, приблизив свои глаза к его глазам:

– Хочешь подраться? Драться я умею, не сомневайся. Нечего разговаривать со мной так, словно ты все обо мне знаешь, а не то я живо выбью из тебя эту дурь.

Несмотря на то, что он продолжал улыбаться, по его взгляду было ясно: он ей поверил.

– Ну и ладно, – беспечно и в то же время примирительно кивнул он. – Это хорошо, что ты драться тоже умеешь. Я почему-то так и думал. Руки у тебя совсем не такие, как у всех этих тупоумных дамочек, с которыми обнимается моя уважаемая тетушка Ирена. Но пришел я не для того чтобы мериться силами. Хотел объяснить кое-что, чтобы ты не думала, будто я полоумный какой-то.

– Я тебя слушаю, – уже успокоившись, сказала она.

– По порядку, наверное, начну. Короче говоря, моя уважаемая тетушка очень любит нашего дорогого дядюшку. Прямо жить без него не может. И она прячет от него красивых женщин, да и дружит только с уродками.

– Боже мой, где же ты таких слов набрался.

– Поздно жалеть об этом, мне эти слова уже успели понравиться. Я думаю, именно поэтому она решила, что тебе лучше не показываться сегодня у нас дома – ты выглядишь ничего, а наш дорогой дядя почему-то не уехал и уже почти неделю сидит дома как привязанный. Мне это, конечно, не очень-то нравится, но выгнать я его не могу. Скорее, он меня выгонит.

– Теперь ясно, почему от моих услуг отказались.

– Ну, да. Как это называется? Ревность, вроде?

– Да.

– Ага, вот эта самая ревность сейчас и душит мою тетушку. Она действительно без ума от дяди, но еще больше она любит свою сопливую девчонку, вокруг которой и скачет целыми днями. Ирена не дает никому ее на руки, и если Диана улыбается другим людям, она обижается и даже начинает плакать. Моя уважаемая тетушка на самом деле истеричка, и мне жаль, что я раньше этого не понял. Ну, как тебе сказать… поначалу она была нормальная, а потом пошло-поехало… сейчас мы в доме, как в тюрьме. А София не помнит нашу маму, потому что когда родители разбились, ей было совсем мало лет. Да что там, я и сам не всегда могу вспомнить их лица. Словом, когда дядя женился на этой припадочной, София очень обрадовалась – подумала, что у нее теперь будет кто-то вроде мамы. Как видишь, не получилось. Все бы хорошо, только теперь она снова думает, что нашла себе маму. Тебя, понимаешь? И если в этот раз тоже не получится, она, наверное, совсем умрет. А если она умрет, то я тебя убью.

Эмма не могла подобрать правильных слов. Да и существовали ли верные слова, которые не звучали бы глупо после всего, что он ей сказал?

Филипп продолжал:

– Мне-то самому все равно – мне уже никто не нужен. А она еще глупая – маленькая совсем. Эмма, я прошу тебя помочь ей вырасти. – Он смотрел прямо перед собой, словно боясь повернуться к ней. – Ты, вроде, нормальный человек, не тупая и не хлипкая. Такая, как надо. Я не все тут понимаю, но мне кажется, что ты могла бы потратить на это несколько лет. В общем, ей много и не надо. Только хвалить иногда, обнимать или что там еще ты делала… Ей же было хорошо, когда вы с ней играли, так что сама знаешь. Мы ничего не сможем дать взамен, но я знаю, что София не сумеет вырасти сама по себе, как это сделал я. Ну, так как? Не откажешься?

Она ничего не ответила, но он и не торопил ее. Однако когда молчание затянулось, Филипп все-таки посмотрел на нее, пытаясь разобрать в темноте, не заплакала ли она.

– Ты не плачешь случайно? Я не для этого все тебе рассказал.

– Нет, я в порядке, – глухо ответила она. – Знаешь, Филипп, я бы и так сделала для твоей сестры все, что только смогла бы. Хотя сейчас, когда у меня есть твое разрешение, мне стало гораздо легче. Если бы у меня был такой брат, то мое детство прошло бы гораздо лучше.

Филипп только ухмыльнулся, а потом поднялся со стула и поправил штаны.

– Я уже спать хочу, – заявил он, закладывая руки в карманы. – Выпустишь меня?

Пить в будние дни Эмма не любила. Вообще, она и по праздникам редко брала в руки бокал, но теперь для этого имелся особый повод.

Разговор с Филиппом прояснил очень многое, но при этом оставил даже больше вопросов. Откровенность этого почти взрослого человека с манерами испорченного подростка было крайне нелегко заслужить, и Эмма понимала, что поговорив с ней так честно и искренно, Филипп, можно сказать, оказал ей честь.

Наверное, его впечатлили эти странные и нехарактерные для женщины манеры, которые Эмма невольно демонстрировала каждому, кто ее видел. Впрочем, сейчас думать об этом было слишком поздно – она уже накрепко связалась с этими детьми и приняла на себя этот груз. Разумнее было бы вообще перестать видеться с ними, уйти пока не поздно – сделать то, о чем просила ее Мэйлин. Но как оставить Софию? Как можно закрыть глаза на одиночество маленького ребенка?

С другой стороны, для нее самой это оборачивалось губительной неизвестностью. Кто знает, как может повести себя ревнивая жена. К тому же, как она станет приходить в тот дом, когда ей найдут замену? Эмма отложила в сторону полупустой бокал и поднялась с постели. Нужно пойти вниз и позвонить маме, узнать, сколько еще есть времени и на что можно рассчитывать.

В фойе было пусто – в поздний час здесь находился только скучающий сторож, который тихонько дремал за стойкой.

Эмма зашла в стеклянную кабинку и закрыла за собой дверь, надеясь, что ее разговор будет не слишком сильно мешать спящему человеку.

– Мама, ты не спишь?

Глупый вопрос. Разумеется, она не спала, если сняла трубку.

– Нет, Эмма, я еще не легла. Что случилось?

– Я хотела спросить, когда Инесс должна родить.

– Зачем тебе это?

Не рассказывать же все по телефону. Хотя, Эмма не была уверена в том, что смогла бы объясниться даже с глазу на глаз.

– Интересно.

– Срок подходит в конце сентября. У нее, наверное, будет двойня. Врач сказал, что прослушивается два пульса.