— Ну, спасибо. Учту, что надо почаще на кулак нарываться, чтобы выглядеть более женственно.

— Не поверили. Ладно, бог с вами. Тут у меня бутылочка. Давайте выпьем, поговорим. У меня есть что вам сказать. — Он извлек из полиэтиленового пакета бутылку токайского.

Надо же! Неслыханная щедрость. Такого от Виктора Ивановича я никак не ожидала. А он из того же пакета еще и шоколадку извлек!

— Проходите, пожалуйста.

Он снял у двери свои начищенные до блеска ботинки, резко пахнувшие гуталином, и прошел в кухню.

— Присаживайтесь. Я только что картофельное пюре приготовила, специально к вашему приходу.

— Очень-очень тронут. Спасибо за заботу.

Виктор Иванович осмотрелся, оценивая обстановку:

— А квартирке бы уже ремонтик не повредил, Танечка.

Это я и сама знала. Только, во-первых, когда этим заниматься? А во-вторых, не так уж часто я тут бываю. Пока штукатурка на голову не посыпалась, сойдет и так.

Я беспечно махнула рукой:

— Да бог с ней, с квартирой. Лучше расскажите, как вы все узнали.

Не обращая внимания на мои слова, он продолжал:

— Я бы мог вам сделать ремонт. Я же на все руки, собственно говоря. Могу даже навесной потолок сделать или перепланировку.

У меня от удивления рука с тарелкой так и зависла над столом. Он что, сюда пришел, чтобы в работники ко мне наниматься?

Виктор Иванович расценил мое замешательство по-своему:

— Вы не думайте, я бы с вас денег не взял. Хорошему человеку всегда хочется что-нибудь приятное сделать.

Вот это да! Оказывается, ему не чужды благородные порывы. Не ожидала.

Я наконец пришла в себя, накрыла на стол и села.

— Угощайтесь, Виктор Иванович. Мы с вами, по-моему, уже второй раз за сегодняшний день пьем.

— Да, — он разлил вино, — сегодня у вас выдался очень длинный и очень трудный день. У меня, собственно говоря, тоже. И, кажется, я наношу сегодня своему здоровью непоправимый вред.

— Так и не надо пить. Уберите бутылку, вот ваше здоровье и будет сохраннее, — съехидничала я и улыбнулась. — А бутылка пригодится как-нибудь в следующий раз.

— Вы, Таня, по-моему, меня просто жадиной считаете, да? Так уверяю вас, что вы не совсем правы, честное слово.

Я, конечно же, глаза удивленные сделала: «Что вы, что вы! Как можно!» И т. д. Однако, если уж честно, именно так я и считала. Мало того, он мне казался просто патологически скупым… Хотя как сказать: ведь подарил же он мне ручку, тройник и кассету пожертвовал. Я, кстати, даже не расплатилась за них до сих пор, а на человека наговариваю.

Он словно мысли мои читал и, разглядывая вино на свет, сказал неожиданно:

— Таня, насчет аппаратуры можете не волноваться: считайте это подарком.

— Да нет, что вы, Виктор Иванович, ни в коем случае. Слишком дорогие подарки. Я не могу их принять.

— Это для вас они дорогие, а мне ничего не стоит сделать новые.

Что-то я никак не могла понять. С чего это он так расщедрился?

А Виктор Иванович стал доказывать мне, что бережливость и жадность — вещи разные, и не надо их путать.

— Я, Танечка, не от жадности ту куртку-то штопал. Ведь будь я таким жадным, каким вы меня считаете, я бы у приятеля взял его куртку, которую он мне взамен предлагал. Я просто ужасный консерватор и не люблю никаких перемен. Может быть, я поэтому и остался холостяком. Я люблю свои вещи и с трудом привыкаю к новым. Вот так вот. Хотите верьте, хотите нет, только я вас не стал бы обманывать.

Может быть, все действительно так, но при чем я-то здесь? Мне до его привычек глубоко фиолетово. Мог бы и не отчитываться. Мне даже захотелось как-нибудь культурненько от него избавиться. Сколько можно всякую чушь слушать? И с чего бы этот философ, с позволения сказать, решил мне в подробностях доложить о своем образе жизни? Я вздохнула:

— Виктор Иванович…

— Я понял, Таня, извините. Вообще-то я по делу пришел.

Он налил в опустевшие фужеры вино:

— У меня все доказательства вины Колокольцева имеются. Ему ни за что не отпереться.

Я смотрела на него во все глаза и не знала, верить или нет. Такая удача ни с того ни с сего. Неужели такое бывает иногда?

— У вас ведь же есть видеомагнитофон?

— Сейчас я только картошку доем, и мы займемся этой кассетой.

— Кассетой?!

— Ну да. А что вас так удивляет?

— Я просто не поняла. Какой кассетой?

Виктор Иванович засмущался, как будто его поймали на каком-то неблаговидном поступке. Покраснел, как красна девица.

— А вы не обидитесь на меня, Таня?

Цирк, ей-богу. Пришел предложить свою помощь да еще боится, не обижусь ли я на это. Ну, очень странный тип. Потрясающий крендель.

— Я скорее очень даже обрадуюсь! Давайте мы приятное с полезным совместим: я принесу видик сюда.

Я принесла видеомагнитофон и подключила его к маленькому черно-белому телевизору.

— Давайте вашу кассету.

Он встал, вышел в прихожую и вернулся с кассетой.

— Я это для себя записывал, на память о нашем с вами знакомстве. Я ведь не знал, что все так обернется.

* * *

Ну и удивил он меня! На кассете было записано все, что произошло сегодня в квартире Серого. Я даже узнала кое-что новое.

К примеру, я увидела, как эти мерзавцы прибыли и откуда у Косого фингал появился.

Потом на кассете я могла наблюдать свой собственный приход: Таня Иванова ловко обезоруживает одного противника, явно не подозревая о других. А дальше — появляется милиция, но четверо бандитов успевают исчезнуть. Причем один из них стреляет в Таню. И знаете кто? Тот самый, кто ей пылко объяснялся в любви совсем недавно.

По-видимому, ее голова в крови убедила Колокольцева, что Таня мертва. Да и не было у него времени проверять, так ли это. Он сунул пистолет Серому и тоже исчез. Только после этого Серый пошел открывать дверь.

Да, изобретение Виктора Ивановича было поистине уникальное!

— Но откуда это у вас? Господи, этому же материалу просто цены нет.

— Я знаю.

— Откуда, Виктор Иванович? Как вы могли догадаться, что кассета с вмонтированной видеокамерой в квартире у Серого?

— Я не догадался. Я об этом просто знал.

— ???

Я просто онемела. Как он мог узнать? Есть только один способ… Я молча смотрела на него, а он опять почему-то покраснел.

— Я боюсь, что вы обидитесь. Пообещайте спокойно меня выслушать. Обещаете?