их общение строится на общечеловеческих нормах. Но вместе с этим появляется готовность жертвовать и уступать, но только на взаимных началах. А когда любви приходит конец, люди оставляют позади время. Именно в этом и есть разрушительная мощь любви.

Ангелине я был не готов уступать и, тем более, жертвовать. Мои чувства были заключены в рамках обычного поклонения. И вот, когда божество начало требовать от меня отречься от собственного мнения, я перестал верить. Начались ссоры, частое молчание, и в конце концов, получив клеймо «эгоист», я отправился в одинокое скитание. Любовь так не заканчивается, если заканчивается вообще.

Я оделся и вышел из душа. «Мыться и рассуждать о любви – мне что, четырнадцать?» – подумал я, но сразу же забыл об этом, когда увидел Ангелину. Она лежала на кровати в длинной футболке, едва прикрывающей ее тело. Это был кадр из нашего прошлого. Я на секунду задумался о том, что было тогда, но сразу же понял, что это гиблое дело.

– Думал обо мне, пока был в душе? – спросила она.

– Да. Думал, сильно ли ты расстроишься, если узнаешь, что я пролил немного воды на пол.

– А что такого?

– Да я просто ее твоим полотенцем вытер.

– Переживу как-нибудь.

– Я тоже так подумал.

– Ну, о чем поговорим? – она протянула мне стакан виски.

– Ну, во-первых, ни о чем, – я слегка оттолкнул ее руку. – а во-вторых, я пойду.

– Ты серьезно? – удивилась она. – оставишь меня тут одну?

– Абсолютно серьезно. У тебя есть фен, чтобы я мог высушить голову и побыстрее уйти?

– Нет! – обиженно сказала она.

– В таком случае, у нас еще примерно полчаса.

– Можешь посмотреть телевизор. Я как-нибудь справлюсь.

– Да, спасибо, – я улыбался.

Она ушла на кухню и не возвращалась около десяти минут. По телевизору вовсю трещали о надвигающихся морозах. Снова город должен был сковать какой-то циклон или антициклон. На другом канале шел фильм про преступников. Переключив на следующий, я услышал несколько глупых шуток. Щелк. Спортивные игрища – программа достойная самых неприхотливых зрителей. Я в очередной раз нажал кнопку переключения каналов и наткнулся на новости. Услышав о каких-то невероятных улучшениях, я вспомнил, почему не смотрю телевизор. Я выключил его и принялся думать, как тут же в комнату быстро вошла Ангелина и села рядом со мной:

– Я хочу все исправить. Ты очень хороший, а я была дурой. Я хочу, чтобы мы были снова вместе. Прости меня, и дай знать, когда будешь готов поговорить об этом, – она резко взглянула в мои глаза и попыталась поцеловать меня.

– Так, стоп, – медленно сказал я, держа ее за плечи. – у меня есть очень важный вопрос.

– Какой? – проявляя интерес ответила она.

– Ты готова любить? Готова отдаваться полностью и жить ради человека? – я смотрел на нее с наигранным восхищением.

– Да! – она словно отвечала на вопросы викторины. – да, я готова.

– Обещаешь быть верной и заботливой? – я медленно приближался к ее лицу.

– Я обещаю, милый! – говорила она беспокойно.

– Тогда, – я приблизил свои губы к ее уху максимально близко и прошептал. – тогда найди себе достойного парня.

– Пошел ты! Урод! Это вообще не смешно! – она начала бить меня своими маленькими кулаками.

– По-моему, это очень смешно.

– Мог бы хотя бы поцеловать! Говно! – она продолжала кричать.

– Мог бы, но не стал, – я попытался ее успокоить. – давай серьезно.

– Что?! – смотрела она на меня румяная, как если бы кипящий чайник становился красным от температуры.

– Мы – в прошлом. Я не видел тебя два года. Ты ни капли не изменилась, в отличие от моего к тебе отношения. То, что когда-то было для меня важно, теперь не имеет значения. Я уже встретил хорошую девушку. И это не ты. Прости, но ты имеешь для меня значение такое же, как и пустая пивная бутылка, – я чуть понизил тон. – но вместе с этим, я искренне признателен тебе за то, что ты рассказала про Севу, принесла виски и разрешила сходить у тебя в душ. За это я благодарю тебя.

– Не за что.

– Давай расстанемся на том, что мы когда-то были близки, но сейчас, когда все это закончилось, нам нужно разойтись раз и навсегда. У меня для тебя ничего нет.

– Ага. Давай.

– И еще. У тебя найдется парочка сигарет?

– Да подавись ты ими, – она достала из пачки штук пять и дала их мне.

– Прекрасно. Еще раз спасибо за гостеприимство, правда.

– Да что уж там.

Я быстро почистил обувь и накинул пальто. Я был готов к выходу.

– Ты болван! – сказала она.

– С этим я готов смириться.

– Может быть, ты все-таки подумаешь о нас?

– Не теряй остатки гордости.

– Ладно.

– Пока, Ангелина. Ты – мой ночной кошмар.

– Пока-пока, глупышка. Ты не знаешь, от чего отказываешься.

– О, уж я-то знаю, – я быстро вышел из квартиры и не оглядываясь добавил. – прощай!

В ответ я услышал лишь звук захлопнувшейся двери. Прошлое было отпущено в свободное плавание. Забавно, как единственный призрак оттуда показал мне всю ничтожность тоски по ушедшему. Да, Юрий Алексеевич был прав, но наглядный пример был куда полезнее для принятия решения.

В Ангелине заключалась вся жалкая сущность тоски по прошлому. Вот они образы – верность друга, бездумное восхищение девушкой, счастье в семье. И все они не имели ни малейшего оправдания, чтобы я тосковал по ним. Все это было бессмысленно. Ведь с наступлением нового времени, старое остается в своем виде. И это работает для всех людей одинаково. Поэтому они меняются, оставляя в прошлом лишь проекции. Сева изменился, и сейчас это был совершенно другой человек. Ангелина не изменилась и тем хуже. Да, те образы были приятны мне, но проецировать их на нынешнее время и грустить из-за невозможности воплотить их в жизнь – глупо. Еще глупее было бы только пытаться возродить то, что навеки угасло.

В самом прошлом нет ничего плохого, как и в воспоминаниях. Важно только осознание того, что прошлое – это прошлое. Оно есть, и черт бы с ним. Вместе с ним есть и настоящее, которое важнее, и будущее, которое неизвестно. И раз прошлое не вернуть, а будущее не узнать, нам остается только жить в настоящем и делать его приемлемым для себя. Делать его таким, чтобы будущее не ощущалось, а в прошлом остались хорошие воспоминания. А тосковать по прошлому – это делать настоящее бессмысленным. Потому что когда-нибудь это настоящее станет прошлым. И в этом прошлом будет лишь тоска по еще более давнему прошлому. Какой в этом смысл?

За окном было