слова благодарности не могли унять мою тревогу, я должна была убедиться лично, что они действительно обеспечены всем необходимым.

В воздухе стоял запах свежеиспечённого хлеба и горячего бульона, который разносили по залу слуги. Я шла между группами, задавая вопросы о состоянии здоровья, нуждах в тёплой одежде и том, что ещё можно было сделать, чтобы облегчить их положение.

Когда мой взгляд упал на маленькую девочку с большими голубыми глазами, я не могла удержаться от улыбки. Она носилась между взрослыми, крепко держа в руках кусок хлеба. Я сразу узнала её — это была та самая малышка, которую я накануне укрыла своим плащом.

— Миледи! — воскликнула она, заметив меня, и тут же бросилась ко мне, чуть не споткнувшись о край одеяла. Её щёки больше не были болезненно бледными, а глаза сияли.

Я присела перед ней, чтобы оказаться на одном уровне.

— Ты выглядишь куда лучше, моя маленькая храбрая принцесса, — сказала я, улыбнувшись. — Как твоё имя?

— Марта, Миледи, — девочка поклонилась, пытаясь быть вежливой.

— Ну что же, Марта, обещай мне, что будешь заботиться о себе и помогать маме, — я нежно провела пальцами по её щеке, ощущая, что она наконец согрелась.

— Я обещаю, — твёрдо сказала девочка, а затем внезапно бросилась ко мне с объятием.

Этот жест тронул меня до глубины души. Но вместо того чтобы чувствовать облегчение, я лишь сильнее осознавала, сколько страданий пришлось пережить этим людям.

Следующие дни пролетели в бесконечной суете. Я помогала распределять припасы, следила за тем, чтобы никто не остался без еды, тёплой одежды или места для сна, и постоянно была в движении.

— Госпожа, вам необходимо отдохнуть, — не раз говорила Агата, глядя на меня с тревогой.

— Отдыхать буду потом, когда всё будет под контролем, — отвечала я, с трудом скрывая усталость, не позволяя себе даже на мгновение сбавить темп.

Сальма тоже пыталась уговорить меня сделать хотя бы короткий перерыв, но я была непреклонна..

На третий день напряжённая работа была прервана прибытием гонца. Вестник спешился у ворот и, тяжело дышал от долгой дороги. Когда я прочитала письмо, в котором сообщалось о скором возвращении Эдмунда, я почувствовала, как моё сердце сжалось. “Он возвращается,” — повторяла я про себя, ощущая, как во мне просыпается новая волна сил.

Несмотря на усталость, я продолжала трудиться, убеждая себя, что сейчас не время для отдыха. Стоя во дворе, я следила за тем, как слуги загружали новые корзины с припасами и раскладывали новую одежду.

Вдруг всё вокруг начало расплываться. Я почувствовала, как ноги стали подкашиваться, а звуки превратились в приглушённый гул.

— Госпожа! — крикнула Сальма, но я уже начала падать. Сиджар дернулся ко мне подобно кошке.

Меня подхватили, но затем всё погасло.

Я не помню, как меня перенесли в комнату. Всё, что осталось в памяти — это чувство жара, лёгкие прикосновения к моей руке и чей-то голос, который звучал далеко, как будто из другого мира.

— Эдмунд… — имя само сорвалось с моих губ. Я думала о нём даже лишившись чувств.

— Неужели я так скучаю, что слышу его голос даже во сне? — спросила я себя, проваливаясь обратно в беспокойное забытьё.

Глубокой ночью я вдруг открыла глаза. Мягкий свет луны струился через окно, заливая комнату серебристым светом. Рядом со мной кто-то сидел.

Я моргнула несколько раз, пытаясь сосредоточиться. Моё сердце замерло, когда я поняла, кто это был.

“Эдмунд?”

Его волосы были растрёпаны, лицо бледное, а под глазами виднелись тёмные круги. Неестественность происходящего, заставили меня подумать, что это сон.

— Даже во сне ты являешься мне таким прекрасным… — прошептала я, не удержавшись, и осторожно прикоснулась к его щеке.

Его глаза открылись, и он посмотрел на меня.

— Розалия! Ты пришла в себя! — воскликнул он с облегчением.

Я улыбнулась, убеждая себя, что всё это не настоящее.

— Ты только в моих грезах можешь быть таким, — прошептала я, подтягивая его ближе, чтобы прикоснуться губами к его лбу. — Какой чудесный сон, когда ты так рад мне.

Он замер, явно не понимая, что происходит. Он закрыл глаза, словно поддаваясь моим нежным прикосновениям.

— Полюби меня хотя бы во сне, — тихо попросила я, прежде чем накрыла его губы своими.

Глава 34

Эхо от стука копыт разлеталось по двору замка, громко возвещая о приближении лорда. Крики дозорного на башне возвестили:

— Лорд вернулся!

Воины и слуги спешно выходили навстречу своему господину. Никто не сомневался, что Эдмунд Дюран, прославленный как беспощадный полководец и закаленный в бесчисленных сражениях, вернется целым и невредимым. Но знать, что он снова покровительствует им своим присутствием, дарило странное спокойствие. Словно цементировало уверенность в том, что никакая сила не сможет поколебать стены этого замка.

Глухой стук копыт усиливался, отражаясь от холодного камня стен. Эдмунд, сидя на своем жеребце, восседал с величественной осанкой. Его черные как смоль волосы трепал резкий зимний ветер. Он оглядывал собравшихся у ворот, но взгляд его, холодный и властный, искал лишь одно лицо.

Когда его люди склонились перед ним, возглашая:

— Добро пожаловать! Слава великому Лорду Дюран

— он медленно поднял руку, заставив всех замолчать. Громким, властным голосом он обратился к дворецкому, чьи плечи затряслись под давлением сурового взгляда:

— Скажи мне, Филипп, где моя жена?

Ответ задержался, повиснув тяжелым молчанием. Лишь треск факелов нарушал тишину. Дворецкий, Филипп, поджал губы, явно выбирая слова, которые смягчили бы удар:

— Мой лорд, — начал он осторожно, — миледи уже два дня находится в лихорадке. Мы сделали всё, что могли, но… болезнь одолела её после сильного переутомления.

Эдмунд соскочил с коня, его тяжелые сапоги громко ударили о камень. Лицо осталось неподвижным, но глаза его вспыхнули опасным огнем.

— Что ты несешь? — проревел он так, что ветер как будто замер.

— Мой лорд…

— Ты, дряхлый старик, теряешь рассудок? — встрял Шатан. Он уже был готов разразиться потоком брани, не понимая что говорит дворецкий, имея в виду переутомление самой Госпожи замка.

— Закрой пасть. — Остановил его Эдмунд. Аслан строго посмотрел на Шатана.

Голос Эдмунда разрезал морозный воздух, заставив всех замереть. Шатан, привыкший к его гневу, отступил назад.

— Где она?

— В своих покоях, Ваша Милость, — выдавил дворецкий.

Эдмунд не стал больше слушать. Он широкими шагами пересек двор и, минуя тяжелую дубовую дверь, ворвался в замок.

Скрипя зубами от гнева и волнения, он ворвался в покои жены. В сумрачной спальне горел лишь один камин, его огонь лениво плясал, освещая тяжелые каменные стены. Розалия лежала на кровати, скрытая под многочисленными слоями одеял. Её лицо было бледным, почти