Очередной разведывательный поход по катакомбам, очевидно, закончился ничем, так что Алина даже не стала задавать вопросы.

– Вы бы особенно не расходились, – устало проговорила она. – Еще не хватало нам всем тут поодиночке потеряться.

– Да мы цепочкой, командир, – отозвался бывший боец, а теперь «лояльный» пиромант Кирилл Сомов, – чтобы каждый следующий не терял из виду соседа, а крайний – это место. Не потеряемся.

Алина Хомчик безучастно кивнула. Эмоций у нее не осталось. Совсем. С момента, когда они сюда попали, пошел третий час. Эдуард так и не приходил в себя, выхода из этого странного подземелья обнаружить не удалось, а от ее отряда осталось всего шесть человек вместе с двумя сталкерами: они с Эдуардом, два пироманта и Дрон с Шахматистом. Остальные остались там, в Зоне, и либо погибли, либо изменились. Хрен редьки не слаще. Никто понятия не имел, что это за место и как они умудрились сюда попасть. Ответ, видимо, знал только Эдуард, но его же сейчас не спросишь.

Впрочем, кое-что за прошедшее время выяснить удалось. Например, в этом непонятном подземелье со связью было так же глухо, как и на Большой Каменной реке перед нападением Охотницы. Ан-детектор зашкалил и окончательно свихнулся, так что его пришлось выключить. Ну и энергию это место жрало ничуть не хуже, чем Зона, так что приборы и фонари старались включать пореже, чтобы не остаться совсем уж без света, в темноте, к которой глаза никак не могли привыкнуть. Иногда пироманты «зажигали» вокруг кистей своих рук неяркий багровый ореол, который позволял разглядеть хоть что-то, но и этим старались не злоупотреблять – их энергия тоже не бесконечна, и последнее, что сейчас было нужно отряду, – это довести «лояльных» до вакцинальной ломки, так как доз антиновы оставалось всего ничего, и кто знает, когда и кому она понадобится.

Шахматист с шумным вздохом опустился на камни рядом с Алиной и Эдуардом и произнес:

– В общем, резюмируем: мы не только в Зоне, но и внутри аномалии, правда, какой-то странной – я таких еще не встречал.

– Я слышала, – неохотно заговорила Алина: чем дальше, тем труднее ей было извлекать из себя слова, каждое будто клещами тянула, – про циклические пространственные аномалии. Они встречаются редко, но эта вроде как похожа. В Питерской Зоне, по слухам, таких хватало, особенно в подземке.

– Угу, – подтвердил Дрон, – я тоже слышал, а попадать не доводилось. К счастью, потому что, говорят, из них хрен выберешься. Правда, они обычно замкнутые пространства любят и заворачивают в ленту Мебиуса тот кусок местности, в котором возникают, так что, по идее, тут везде должны быть валуны курумника и Топь, а не подземелья, похожие на застенки инквизиции. Видимо, доку как-то удалось создать такую аномалию и затащить нас в нее. Только поэтому мы до сих пор живы… Как он, кстати?

Алина зло зыркнула в направлении звучащего в темноте голоса сталкера, но уничтожающий взгляд по причине той же темноты остался незамеченным. Пришлось снова говорить:

– Если б что изменилось, я бы вам сказала.

«Да и стали бы вы о нем справляться, если б было кому придумать, как отсюда выбраться», – эту злую мысль Алина поспешила загнать подальше. Не хватало ей еще озлобиться на товарищей по несчастью: толку никакого, а шансов спастись будет меньше – до сих пор их спасала только четверная сувайворская интеграция.

– Так, народ, а делать-то что будем? – Шахматист, видимо, ощутив раздражение в голосе Алины, поспешил вернуть разговор в конструктивное русло. – Все мы надеемся, что док оклемается, но нас тут и без него трое сувайворов и двое «лояльных» – неужто не придумаем, как отсюда выбраться?

– Стан, – неуверенно проронил Дрон. – Я слышал, в таких случаях стан помогает.

Алина хмыкнула:

– Даже если так, у нас его кот наплакал. Немного в дротиках, и все.

– А «лояльные»? – подал голос Шахматист. – Алекс, Кирилл, в вас же кровь Измененных, а стало быть, вы, по идее, из таких ловушек должны как-то проще выбираться…

– Вот именно, что «по идее», – с досадой бросил Алекс. – Специалисты, блин! Я у Эдуарда Андреевича не просто объектом эксперимента был, мы и общались много. Причем не про футбол, баб и политику. Так вот, он мне говорил, чем кровь от вакцины отличается. Она дезактивированная. Все, что порождается Зоной, на «лояльных» действует не так сильно, да, но опознавательного сигнала «свой» от нас не поступает, так что в подобных случаях мы влипаем не хуже людей. К тому же я подозреваю, эта аномалия не совсем обычная: ее создал Эдуард Андреевич с вашим участием. Это не чистое порождение Зоны, а потому черт ее знает, как она будет себя вести с нами и с вами, как реагировать на наши действия. Эдуард Андреевич, может, и сказал бы больше, но… Думаю, кстати, то, что он без сознания, усугубляет ситуацию.

– В смысле? – не понял Дрон.

– В прямом. Аномалия, как мне кажется, связана с его мозгом, а он сейчас в отключке. Для нее это не шибко хорошо… наверное. Боюсь, как бы она чудить не начала.

– Бррр! – отреагировал на эти слова Шахматист. – Даже знать не хочу, что ты под словом «чудить» понимаешь, но мрачняка нагнал качественно, пять баллов! Я, стало быть, вот что предлагаю. Мы все сейчас зверски устали, и мозги наши работают плохо. Предлагаю поспать, а потом, стало быть, на свежую голову, устроить мозговой штурм. Как вам идея? Молчание – знак согласия. Кстати, дежурство устанавливать будем? Тут вроде никого, кроме нас, нет.

– Будем! – отрезала Алина. – Уточню: не нет, а вы никого не нашли. Пока. Это не одно и то же. Дежурим по полтора часа, время отсчитываем по моему хронометру, он пока что худо-бедно работает. Могу быть первой.

– Нет уж, давайте я, – возразил Дрон. – После ваших речей у меня всякий сон пропал. Разбужу вас через полтора часа. Всем спокойной ночи.

* * *

Черти полосатые, хоть глаз выколи! Я никогда не боялся темноты. С детства отучили, спасибо отцу: запирал меня в кладовке, когда я что-нибудь накосячу. А косячил я часто, шкодливый был мальчишка, родители со мной хлебнули лиха. Так что натренировался я как следует. Более того, я тогда даже подружился с темнотой: мне в ней было как-то спокойно, безопасно, никто не видит, не отвлекает, не дергает. Я сам по себе, укрытый от всех плащом этой тьмы. Правда, есть, конечно, разница: или домашняя кладовка три квадратных метра, которую ты знаешь, как свои карманы, и понимаешь, что ничего там жуткого быть не может, или чертова пространственная аномалия-лабиринт, которая запросто могла обзавестись своим минотавром, а то и не одним.

Странное ощущение, если честно: сидеть вот так внутри кусочка реальности, порожденного разумом другого человека. Ну ладно, пусть больше чем человека, но по крайней мере такого же, как я. Мне почему-то вспомнились старые фантастические фильмы про то, как люди попадали в чужие сны. Очень интересно, конечно, но и жутко тоже, потому что попадаешь в реальность, где ты не контролируешь практически ничего, а кто-то другой – царь и бог. И не было бы причин опасаться, поскольку док – прилипло это короткое прозвище, которым наградила научника Алина, – человек вроде нормальный, с понятиями и умный. Беда только в том, что сейчас он в полном отрубе и… я не хотел этого говорить при Алине, потому что отреагирует она очень резко, тут даже сомнений нет… но не факт, что он вообще очнется.