не говорила, - кривлюсь я, - вроде бы несчастный случай с ним приключился, но подробности не спрашивал, зачем лишний раз воспоминаниями душу бередить. А что там такого страшного?

- Так застрелился он, - следователь смотрит на меня с укором, вроде как супруг, а ничего про родственников жены не знаешь. На самом деле, это он так мою реакцию отслеживает.

- Да? - Поджимаю губы. – Так это как-то связано с ее отцом?

- Пока не известно, - опускает он голову, и я вижу, что разочарован моей реакцией.

- И все-таки, даже не представляю, в чем она может быть виновата. - Продолжаю рассуждать. – Может, ошибся кто, напраслину на нее возвел.

Ну что, вытащит он донос в качестве доказательства? Нет, видно, что поморщился, но вытаскивать раньше времени письмо не стал. Опытный следак, не выбросил свой козырь, это означает, что планирует разыгрывать в «долгую», и это очень плохо, в этом случае следствие может длиться месяцами. Что же такого на Катю написали? И главное кто? Хоть бы какую зацепку.

Дальше шли разговоры «по душам» - следак пытался нащупать хоть что-нибудь связанное с этим делом, а я благополучно уходил из расставленных им ловушек. Вот было бы мне действительно двадцать лет, наверняка вспылил бы и наговорил ему гадостей, а так помнил - худой мир лучше доброй ссоры, даже со следователем НКВД, ведь они тоже люди и умеют обижаться. В конце допроса попросил встречи со своей супругой, уж слишком неожиданно все произошло. Но, как и предполагал, ничего не получилось, представитель органов только головой покачал, буркнув что-то о моей наивности.

Отпустили меня только под вечер, и я быстро рванул на вокзал через новый ангарский мост, первая нитка трамвая в Иркутске появится только в июле 1945 году. Так что ножками, ножками, всего-то три с половиной километра до вокзала, и надо поторапливаться, местный поезд до поселка ждать не будет, потом только с железнодорожной бригадой добраться можно будет, и то уже ночью. А вообще задумался, неужели мой статус главного конструктора заводского КБ ничего не дает? Надо бы через наше местное НКВД надавить, вдруг получится, а то тут такие дела творятся, а они не в курсе. Решено, завтра же заявление напишу, пусть тоже подключаются.

-

На следующий день в кабинет следователя заглянул Ковалев, который в данный момент находился на оперативной работе в НКВД.

- Ну что, как с заводскими дела продвигаются, - спросил он у Круглова.

- А, - махнул тот рукой, и при этом скривился, - не получается ничего. Факты, изложенные в письме, не подтвердились. И на кой черт нас торопили, обрадовались, что дело верное?

- Ну, всех раскладов там, - при этом оперативник ткнул пальцем вверх, - мы не знаем, наше дело приказы выполнять. И насколько я понял письмо здесь только довеском идет, главное заводских раскрутить.

- Да чего там крутить? – Круглов в раздражении стал вытирать перо ручки, которое опять забилось ворсинкой. – Работники лаборатории в один голос твердят, что ничего такого за ними не водилось, и даже разговоров на интересующую нас тему не велось. Не знаю, чего от меня ждет начальство, но здесь нарыть ничего не получится, все они были постоянно на виду.

- Так может поднажать и признаются, - посоветовал оперативник.

- А с «поднажать» сложности, - тяжело вздохнул следователь, - муж у одной не просто летчик, он Герой, да еще при должности - главный конструктор КБ авиамоторного завода.

- Да иди ты, - удивился Ковалев, - при такой должности мужа жена еще и работает?

- Угу, работает, - кивнул следователь, - и неплохо работает, числится на хорошем счету, награждена грамотой от завода, изобретения за ней числятся.

- И что с того? - Пожал плечами собеседник. – Мало ли у нас здесь заслуженных перебывало, все одно на чем-то зацепить можно. С ней не получится, со стороны мужа можно начать копать.

- Вот в этом и дело, - хмыкнул Круглов, - он по отдельному списку проходит, его только по разрешению Москвы в разработку брать можно. Так что сильно не надавишь. Вообще непонятно от чего вдруг у начальства к заводским такой интерес.

- Слушай, а может быть потому и интерес, что кое-кто по отдельному списку проходит? – Задумался Ковалев.

- Считаешь, хотят что-нибудь на жену этого летчика найти, чтобы к сотрудничеству склонить?

- А что, нормальный расклад, - пожал плечами сослуживец, - муж у нее при должности, надо же за ним как-то присматривать.

- Хм, может быть, может быть, - пробормотал в задумчивости Круглов, - тогда действительно становится понятно, почему так начальство возбудилось. Но вряд ли это с ней получится.

- Не получится с ней, получится с другими, или с тем, кто письмо писал, - пожал плечами оперативник, - все равно без своих ушей не останемся.

- А в этом тоже сложности теперь возникнут, - поднял глаза на своего сослуживца следователь, - кто-то же должен быть виноват в аресте, а органы не ошибаются.

- Э, ты так рьяно не гони, - насторожился Ковалев, - согласен, что с мужем этой работницы накладка вышла, но если мы так будем на сигналы реагировать, то никто больше писать нам не станет.

- А делать-то чего? Если не удастся чего-нибудь значимого на заводских найти, то придется сдавать.

*

В щель был виден только кусочек поля, Андрей терпеливо ждал команды, прикидывая, как выжмет сцепление и включит первую передачу. Почему думал об этом, а не о чем-то другом, так в этом и есть проблема, переключение передачи требовало больших усилий. Сначала надо было вывести рычаг в нужное положение, а потом начинать его тянуть с большим усилием и этого усилия не всегда хватает, передача подрожит какое-то время и только потом включается. Говорят, при марше столько раз этот рычаг потягаешь, что руки перестают слушаться, сам самокрутку скрутить не сможешь. Вроде бы у поставляемых по ленд-лизу американских Валентайнов гораздо коробка передач с синхронизатором, поэтому там легче с переключением передач справиться, но это уже другое училище. Да и к черту этот Валентайн, Шерман гораздо лучше, у него и броня толще и пушка лучше, правда в экипаже пять