в качестве апелляционного суда, когда местные чиновники творят беззаконие, – такой совет постоянно всплывает тут и там в евангелических журналах. С одной стороны, так евангельские христиане демонстрировали свою лояльность власти и готовность работать с системой, с другой – правительство действительно давало ход отдельным делам и разрешало определенные неясные вопросы, связанные с опубликованным законом, см., напр., [Важное министерское 1908: 39; Братья! Помогайте! 1909: 13; Министерство 1910: 116]. Например, циркуляры МВД от 1908 г. определили для местных чиновников срок не больше одного месяца для рассмотрения заявлений от лиц, покидающих православие, и подтвердили, что женщины имеют право подписывать прошение о регистрации общины. В 1909 г. министерство информировало должностные лица на местах, что сектанты не обязаны регистрировать свои общины, чтобы собираться для молитвенных собраний, и что, хотя сектанты обязаны уведомлять местные власти о времени и месте своих собраний, они не обязаны делать это каждый раз, когда эти собрания имеют место, если они проходят регулярно. Другое распоряжение гласило, что для того чтобы проповедовать и совершать обряды, не обязательно было принадлежать к местной общине, см. циркуляры от 18 марта 1908 г., 29 октября 1908 г., 10 декабря 1909 г., 23 декабря 1909 г. [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 1].

Однако такие «административные» меры четко не очерчивали отношения между государством и такими группами, как баптисты. По мере того как буксовало принятие законов о религиозном диссидентстве в Думе и Государственном совете, политика того самого МВД, которое эти законы предложило, стала склоняться в сторону усиления контроля и ограничения публичности сектантских идей и богослужений. Многие из мер, принимаемых в этом направлении, служили прямым ответам на ту или иную деятельность, которая ассоциировалась с баптистами. Например, циркуляры МВД запрещали сектантским общинам раздавать приглашения, открытки, листовки или плакаты не-членам общин или прибегать к Закону от 4 мая 1906 г. (разрешающему учреждать политические партии и профсоюзы), чтобы организовывать публичные чтения на религиозные темы. В циркуляре, который устанавливал процедуру перемены исповедания для православных, специально оговаривался вопрос о том, как следует рассматривать заявления, поданные на специальных бланках, как это делали баптисты; таким образом, подобная практика евангеликов оказалась предметом интенсивных обсуждений во власти. 30 декабря 1909 г. министерство постановило, что баптистские крещения под открытым небом представляли собой религиозные процессии и потому требовали специального разрешения от МВД для каждого подобного мероприятия [Blane 1964: 74–77].

Две важные меры 1910 г. напрямую были направлены на то, чтобы ограничить прозелитизм со стороны сектантских групп: эти меры касались сектантских съездов и организации молитвенных собраний. 14 апреля были приняты правила для сектантских съездов, которые предполагали, что делегаты не менее чем от 12 зарегистрированных общин должны загодя подать заявления в МВД, чтобы получить разрешение на проведение съезда. Только лица в возрасте юридической дееспособности могли присутствовать на съездах; иностранцам запрещалось выступать как организаторам или ведущим, а также голосовать. Министерство должно было одобрить программу и список участников заранее и назначить представителя, который бы посещал все сессии съезда. Никакая община не могла проводить более одного делового и одного духовного съезда ежегодно; их нельзя было совмещать.

В письме, которое сопровождало эти новые правила, министр внутренних дел Столыпин заявлял, что по причине недостаточной регуляции сектантских съездов имели место «немало ненормальностей». Такие съезды не были просто собраниями верующих – это большие встречи, которые организовались на уровне всей страны единой группой активистов. Даже не меняя одобренную свыше программу, пишет Столыпин, эти вожди быстро обсуждают деловые вопросы на повестке дня и превращают съезд в «публичный урок катехизиса», открытый совершенно для всех. Он утверждал, что такие съезды часто устраиваются иностранцами, которые либо живут в России, либо специально для этого сюда приезжают. По мнению Столыпина, такое положение дел чревато последствиями в России, где жизнь государства и религия так переплетены [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 1, л. 64–64 об][70].

В октябре того же года другой циркуляр внес еще большие ограничения в повседневную жизнь сектантских групп. Новый набор требований к организации сектантских молитвенных собраний разрешал участвовать в них лишь взрослым членам общины, при этом усиливая полицейский надзор. Собрания и службы вне официально одобренных молитвенных домов допускались, однако требовали подачи особых заявлений на имя губернатора для каждого подобного собрания. Приглашенные со стороны лица могли отправлять обряды или проповедовать лишь с особого разрешения местных властей; если они были иностранными подданными, то они должны были просить разрешения напрямую у МВД. Правилами запрещались собрания, которые не были полностью посвящены молитве (к примеру, дискуссии), а также собрания детей и кружков молодежи, которые не были одобрены властями. Представитель местной полиции должен был присутствовать на каждом собрании и был обязан закрыть собрание, если оно превращалось в деловую сходку или если там звучала критика Православной церкви или призывы к выходу из православия. Кроме того, все службы под открытым небом, религиозные процессии (за исключением похорон) и детские собрания должны были получать разрешение за подписью самого министра [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 1, л. 71–73 об].

Циркуляры 1910 г. открыли скоординированную правительственную кампанию, направленную против сектантской пропаганды, в особенности против пропаганды баптистской. В рамках этой кампании собирались сведения о деятельности баптистов. С 1909 г. Министерство внутренних дел регулярно запрашивало эти сведения у своих представителей на местах, а Департамент духовных дел МВД пристально следил за сектантскими группами в Петербурге – его интерес почти полностью поглощали группы евангелические [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 1, л. 57 (12 января 1909), 59 (9 октября 1909), 85 (17 апреля 1912), 97 (24 июля 1912); д. 196, л. 207 (апрель 1911)]; по Петербургу [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 164, 177, л. 125–133,229-232 об.]. В 1912 г. министр Николай Макаров писал губернаторам, что, несмотря на попытки ограничить видимость сектантов в публичном пространстве, расследования показывали, что «самые жизнедеятельные секты – баптизм и адвентизм» – не только не уменьшают масштабы своей деятельности, но напротив, с каждым годом все усиливают свои «незакономерные посягательства» на религиозные убеждения тех лиц, кто к ним не принадлежит. Макаров просил губернаторов строго выполнять правила циркуляра 4 октября 1910 г. и присылать ему свои мнения о том, насколько эти правила помогают достичь цели правительства – защиты Православной церкви [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 1, л. 92–93][71].

Чем же был страшен для МВД евангелический прозелитизм? Конечно, одним из тревожащих обстоятельств оставались иностранные связи баптистов, а также сама природа идей, которые проникали в Россию из-за границы. Правительство не знало, как следует оценивать лояльность русского, отказавшегося от веры, которая ассоциировалась с