методы против религиозных диссидентов. В основе этих дискуссий лежали разногласия по поводу роли мирян, а также места православия в общественной и государственной жизни России. После 1908 г. Церковь все более укреплялась в охранительной политической позиции. Князья Церкви утверждали, что, предоставив привилегии врагам православия, государство вторгалось в сферу религии, на которую Церковь заявляла исключительное право. В то же время опыт соперничества с сектантами привел даже миссионеров, которые давно поддерживали полицейские методы борьбы с диссидентством и не хотели допускать к миссионерской работе «любителей», к отстаиванию миссии нового образца, в которой большая роль отводилась самодеятельности мирян. Как говорилось в ежегодном отчете обер-прокурора Святейшего Синода за 1908–1909 годы, Церковь и главы миссии начали понимать, что прежде 1908 г. миссия оставалась «односторонней» в том смысле, что вся работа совершалась специалистами-миссионерами без привлечения ресурсов прихода и без содействия со стороны приходских священников, которые мало что понимали в миссионерстве [Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода 1911: 168]; обсуждения этих дискуссий [Боголюбов 1909: 3–4, 241–288]. Другими словами, чиновники Синода начали понимать, что после 1905 г. православная миссия в России обрела такую важность, что ее больше нельзя было оставлять на откуп одним только миссионерам.

Миссионеры открытым текстом говорили о том, что церковная реформа и организация православного миссионерского движения нового типа, которое охватит народные массы, необходимы ввиду деятельности баптистов с их активным созданием свободных ассоциаций и всеобщей проповедью. В церковных кругах баптисты рассматривались как особенно опасные сектанты именно по этой причине. Как утверждалось в ежегодном отчете обер-прокурора Синода от 1910 года, «наиболее многочисленными и сорганизованными являются сектанцы-рационалисты и, в частности, штундобаптисты. Последние отличаются склонностью к пропаганде своего учения среди православно-русских людей, а потому и являются наиболее опасными для Православной Церкви» [Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода 1913а: 169]; см. также [В недрах сектантства 1911: 933; 936]. Кроме того, церковная статистика по-прежнему показывала, что Православная церковь обращала куда меньше людей из сект, чем теряла за счет перехода в секты, а баптизм по-прежнему оставался самой популярной и самой быстрорастущей сектой, привлекающей бывших православных. Синод не публиковал данные за 1905–1906 годы, но между 1907 и 1909 годами 5420 человек официально покинули Православную церковь, примкнув к «штундобаптистам» или пашковцам; в последующие три года этот шаг сделали 8678 человек. В 1914 г. в статистических таблицах появилась графа «евангельские христиане». Эта категория, видимо, включала последователей Проханова и многих толстовцев, которые также иногда себя так называли. Данные за 1914 г. показывают, что 3768 православных стали баптистами, 11 – пашковцами, 1164 – евангельскими христианами, в целом 4943 случая отступничества, то есть 83,5 процента от всех обращений в секты в этот год. Из указанных категорий в государственную Церковь в этом году перешло лишь 1265 человек[75].

Связь между евангелическим движением в России и попытками Православной церкви реформировать свою пастырскую миссию проявилась еще до 1905 г. Так, подъем Пашковского движения в Петербурге спровоцировал священников, заинтересованных в оживлении приходской жизни, создать в 1881 г. Общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной церкви [Dixon 1993: 299; РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2290, л. 127]. Когда Православная церковь и ее миссионеры пытались пробудить и возглавить активизм мирян после 1905 г., они также делали это с оглядкой на баптистов. Как писал Михаил Кальнев, видный миссионер из Одессы, в программном сочинении 1910 г.,

сектанты, у которых относительно организации миссии нам следовало бы многому поучиться, прекрасно поняли всю великую важность и необходимость народной миссии; почти повсюду, даже по глухим хуторам, они организовали воскресные миссионерские беседы для народа, детские и юношеские собрания, во время которых они изучают

Св. Писание и приемы бесед с православными, разбирают возражения и доводы наших миссионеров и апологетической противосектантской литературы и знакомятся с литературой сектантской [Кальнев 1910: 1594][76].

Когда группа петербургских священников в 1911 г. основала журнал с целью стимулировать приходскую жизнь, они откровенно признавали сектантскую проповедь как основной фактор, заставивший их взяться за дело [Приходской священник, Кн. 1, № 43–45 (ноябрь 1911): 1–2]. Авторы «Миссионерского обозрения» также проявляли живой интерес к методам работы баптистов, изучая евангелические журналы и материалы съездов с целью постичь эти методы, см., например, [Кальнев 1906; Черкесов 1906].

В большинстве случаев православные миссионеры приписывали успехи евангеликов их успешной организации общинной жизни. В 1910 г. один из миссионеров писал в журнале Могилевской епархии о том, что наибольшая опасность, исходящая от баптистов, заключается в том, что им удалось создать широкое миссионерское движение. На этом поприще рядовые сектанты – мужчины и женщины, предостерегал этот миссионер:

У них всякий стремится так или иначе принять участие в деле Божием. Один сектант открывает мелочную лавочку и тут всякого проходящего останавливает, беседуя о вере и читая из Евангелия… Другой летом устраивает на открытом воздухе, около своего дома, молитвенное собрание с проповедью и чтением Евангелия. Третий ходит по частным домам православных и назойливо предлагает свои услуги почитать Слово Божие. Во время полевых крестьянских работ сектанты при всяком удобном случае стараются вычитывать православным те места Св. Писания, которые они направляют к опровержению Православной церкви [В недрах сектантства 1911: 934–935].

Даже в синодальном отчете за 1910 г. обер-прокурор посвятил целые четыре страницы описанию наиболее успешных методов, которые баптисты применяли для того, чтобы привлекать к себе православных, в том числе беседы с друзьями и знакомыми, которые виделись ему «самыми сильными средствами пропаганды» [Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода 1913а: 170–171]. Мораль была очевидна: баптисты собирали свой богатый урожай потому, что были вместе с людьми и сделали миссию работой каждого верующего.

В ответ Православная церковь всерьез решилась лечить подобное подобным и перенять эти методы. В 1908 г. Синод сформировал миссионерскую комиссию, чтобы вести большую кампанию против религиозного диссидентства. Решения комиссии привели к двум важным переменам в планировании миссии. Во-первых, было решено созвать Четвертый Всероссийский миссионерский съезд в Киеве, о котором уже шла речь; во-вторых, комиссия составила свод правил для внутренней миссии, одобренный Синодом в конце мая 1908 г. [Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода 1911: 167–177].

Эти правила, по словам обер-прокурора в ежегодном отчете, были составлены для того, чтобы сделать внутреннюю миссию делом рядовых православных прихожан. Миссия должна была стать коллективной задачей приходских советов, кружков «ревнителей» православия, миссионерских братств и других объединений на уровне прихода. «Действуя под главным руководством местного священника», эти группы должны были заботиться о том, чтобы поставить жизнь прихода на основу высокой нравственности, культивируя целомудренную жизнь среди прихожан, организуя избы-читальни, религиозные хоры и систему помощи бедным, при этом извещая своего