Знал ли он сразу, как проснулся, что причина поездки не только в желании улизнуть от полицейского дознания? Завтрашний допрос в участке, из-за которого так внезапно родился план отъезда, пугал его гораздо меньше. Когда Хаим вышел из участка, его руки дрожали на руле, но он начал приводить свой план в действие, и дрожь прекратилась. Испугался Сара не тех вопросов, что задал ему инспектор, а тех, которые он не задал. Хотя причин для паники не было. Ночью он поговорил с Хавой Коэн, и разговор вышел нормальный. Следователи теперь точно с него слезут или в ближайшие дни оставят его в покое. Поездку можно было бы и отменить – и, оглядываясь назад, отмени он ее, его небось и не поймали бы, – но ему уже хотелось уехать, и не только из-за ментов. Поехать Хаиму захотелось ради Эзера с Шаломом. Чтобы вернуть себе Эзера – пусть мальчик там поймет, что случилось на самом деле. И чтобы каким-то образом – каким, Хаим до конца и сам не знал – что-то доказать Джени. Или же похоронить ее раз и навсегда.

* * *

Сперва он по привычке зашел в детскую. Пустые кроватки, холодная комната. Может, из-за того, что впервые за долгое время он спал один, без Эзера и Шалома, Хаим проснулся с мыслями о Джени. А может, это было из-за поисков, которые он проводил вчера вечером, и из-за этих свадебных фотографий… Сара перенес транзистор из кухни в ванную, чтобы слушать новости во время бритья, но громкие голоса смешивались с его собственным внутренним голосом, и он выключил радио. Одеваясь в спальне, Хаим увидел чемодан – и, в общем-то, наверное, из-за него позволил Джени проникнуть в свои мысли. Все шло по плану, постепенно пополнявшемуся новыми деталями. В чемодане осталось место для одежек, которые уже высохли на веревке, и тут у Хаима родилась идея купить для Джени подарок.

Он пожарил яичницы, положил их остывать на кухонный подоконник и поехал в пекарню. На этот раз мужчина не торопился, и на улице Соколов замедлил ход, почти остановился и проверил туристические агентства и еще закрытые магазины одежды. Он не знал, где Джени покупала себе наряды, но вспомнил, что как-то раз она сказала ему, что, мол, здесь они дороже, чем в городских магазинах.

В «Пекарне Братьев» было обычное утро, запах теста и выпечки поднимался от засыпанного мукой пола и из печей. Хаим рассказал младшему из братьев, что они с детьми на несколько дней уезжают, и когда вернутся, он сообщит им, чтобы возобновить ежедневневные заказы. Сара и сам удивился, как легко вышел из него этот рассказ. Точно как ночью, в разговоре с воспиталкой, подумалось ему. Младший брат похлопал его по плечу и пожелал приятного отпуска, а Хаим пожелал ему легкого поста.

По дороге к дому небо посветлело, и улицы уже не были пустыми. Он вспомнил, что именно так вот ехал тем утром, когда спрятал ее тело. Тогда он вернулся домой и не знал, что скажет детям, а про ментов не думал вообще. Матери он позвонил, когда бутерброды были уже в обертках и уложены в коробку. Дети еще не проснулись, и Хаим как воочию видел их спящие лица, прижимающиеся к толстой подушке в комнате, в которой рос он сам.

– Воспитательнице позвонил? – спросила его мать, когда он позвонил ей, и Сара ответил:

– Всё в порядке, можешь не волноваться. Как они спали?

– Шалом никак не мог заснуть, но ночью они не просыпались. Что ты ей сказал?

– Я ведь сказал, что всё в порядке. Поговорили хорошо. Выбрось это из головы.

Больше мать вопросов не задавала. По ее усталому голосу Сара понял, что спала она плохо, мысли заставляли ее ворочаться в постели.

– Позвони Адине, попроси ее помочь с детьми, – сказал он.

– Я с ней уже говорила, – ответила пожилая женщина. – Может, она придет вечером. После работы.

Наверное, надо было позвонить матери сразу после разговора с воспиталкой и успокоить ее, но время было уже позднее.

Хава Коэн ответила ему только в полдвенадцатого. Его голоса она не узнала, и даже когда он назвал свое имя, не сразу его вспомнила.

Сначала разговор был нетерпеливым, но потом она смягчилась. Спросила:

– Это не вы тут несколько раз звонили?

– Да, я, – ответил Хаим. – Извините, что помешал.

Воспиталка спросила, как он узнал номер ее телефона, и Сара сказал, что он есть в информационном листке садика. Потом она поинтересовалась, в чем его вопрос, и он, как и решил, сказал:

– Хочу извиниться за то, что случилось. У нас Новый год, так что мне захотелось пожелать вам удачного Нового года и начать все с чистого листа.

Коэн ответила не сразу, и Хаим услышал ее дыхание. Неужели она не была уверена, что это он?

– Зачем вы звоните так поздно, господин Сара? – подала наконец голос Хава.

– Ну я же сказал: попросить у вас прощения. И еще сказать, что не имею никакого отношения к тому чемодану, который подкинули к вашему садику. Я бы такого не сделал. Если б вы знали меня получше, так поняли бы, что это не я.

Хаим снова услышал ее дыхание. И в отдалении – голоса из телевизора.

– И вы только за этим позвонили? – спросила Хава.

Сара еще раз подтвердил это:

– Сейчас у нас дни, когда принято просить прощения, разве не так?

Уже тогда мужчина почувствовал, что разговор вышел хороший. Пока он говорил, его злость на Коэн прошла.

Внезапно она спросила:

– Кто-нибудь из полиции допрашивал вас по поводу чемодана?

– Да, сегодня меня вызвали в участок на допрос, – рассказал Хаим, хотя не был уверен, что должен это говорить. Его собеседница снова замолчала, а потом, когда она заговорила, голос ее был повежливее, не таким агрессивным.

– А можете рассказать мне, что у вас спрашивали? – поинтересовалась женщина.

– Была ли у нас стычка и есть ли у вас в садике конфликты с другими родителями.

– И что ж вы ответили?

– Что это не конфликт, и что в детсаду нет никаких конфликтов.

– Вас не спрашивали о людях, работающих в детсаду?

Сара не понял этого вопроса и сказал, что нет.

– Уверены? – переспросила Хава. – У вас ничего не спрашивали про помощницу, которая работала в прошлом году?

Потом воспиталка задала Хаиму еще пару вопросов про допрос в полиции, и он ответил, подчеркнув все хорошее, что сказал про нее. Перед тем как положить трубку, она пожелала ему счастливого Нового года, и он ответил:

– До встречи в садике. Не завтра, а после праздников.

А чуть раньше Коэн произнесла фразу, которую ее собеседник надеялся услышать:

– А я и не думала, что вы как-то связаны с этим чемоданом, господин Сара. Этот чемодан вообще не имеет никакого отношения к садику. Но спасибо за звонок. И поцелуйте малыша Шалома.

* * *

С течением лет Хаим понял, что если начнешь обход до половины одиннадцатого, торговля будет жидкой, но ему хотелось вернуться домой до часу дня, чтобы проделать все по плану. И поэтому он начал пораньше. До одиннадцати люди еще не проголодались и не думают про перекус, лучшее время для торговли едой – между половиной двенадцатого и половиной третьего. После трехчасового приема клиентов притомившиеся работники ждут случая перекусить, но выйти из конторы на улицу и что-то купить себе еще нельзя, потому что прием посетителей заканчивается в час дня. Вот они и покупают бутерброды – чтобы почувствовать, что перерыв близехонько.