Затем Белосельский стал размышлять о более приятных вещах, о своих приемных детях. Какой замечательной красавицей стала Ива! Она превратилась в роскошную молодую леди со слегка вьющимися светло-каштановыми волосами, безупречным римским профилем, розовыми бархатистыми щеками, изящными плечами, словно вылепленными римским ваятелем. Ива походила на распустившуюся лилию, которая будучи пересаженной на благодатную почву, питаемая благородными соками, радостно тянется к свету и солнцу. Он привык слышать, как девушка весело щебечет, повествуя о своих успехах в институте; ее радостный смех заставлял его иногда и впрямь думать, что она его дочь. Ива прекрасно освоилась за эти пятнадцать лет, она в совершенстве выучила русский язык, и теперь, уже получив диплом бакалавра, заканчивала обучение в магистратуре. Она оказалась немного тщеславной и самовлюбленной, как и полагается всякой красавице. Белосельский намеренно поощрял в ней эгоизм, так как помнил о ее тяжелом детстве. Все то, что он мог дать ей в материальном плане — самые дорогие модные платья, украшения, драгоценности, автомобиль с шофером — все это было предоставлено в распоряжение девушки. К восемнадцатилетию девушки Белосельский открыл текущий счет на имя Ивы, и юная воспитанница показала себя достаточно расточительной. Он не возражал, снисходительно поощряя ее капризы и подчас нелепые детские выходки. Постепенно Ива научилась разбираться в модных тенденциях одежды и заказывала самые последние коллекции итальянских и французских модельеров. Теперь, находясь на вершине общественного благополучия, она забыла свое прошлое как дурной сон и предпочитала не вспоминать его. Иве, как и всякой девушке ее возраста, хотелось развлекаться, флиртовать с друзьями из института, ездить на пикники, устраивать вечеринки и среди веселой шумной компании ярко выделяться своей красотой.

Ее брат Милош был в этом плане немного более разумным. Он тоже возмужал, как и сестра, но не превратился в законченного эгоиста и лодыря. Он помнил о чувстве благодарности к своему опекуну, поэтому с готовностью согласился поступить на экономический факультет и усердно изучать финансовое и банковское дело. Словом, это был спокойный, уравновешенный юноша, худой, с прилизанными волосами. Он не мог забыть прошлое так просто, как сестра. Сначала он хотел поступить в военное училище, но Белосельский сумел его переубедить. Главным качеством Милоша было послушание. Он относился к опекуну с чувством глубокого уважения и благодарности. Привязанность возникла сама по себе, хотя он ему и говорил по-прежнему «дядя». Одно лишь угнетало Милоша — воспоминание о некой клятве. Когда Милош заговаривал об этом с Алексеем, тот всегда старался уйти от ответа. Это единственное, что обижало молодого человека. Еще Милоша заботило, что сестра превратилась в законченную кокетку и тратила слишком много денег на наряды, он не раз пытался доказать, что не следует такого делать «в чужом доме».

— Но это ваш дом, дети мои, — говорил тогда Белосельский, случайно услышав эти слова, — да, да. Дом записан на ваше имя. Этот особняк ваш. Вы такие же собственники в нем, как и я.

Ива молча улыбалась.

Иногда Белосельский отсутствовал по несколько месяцев, и «дети» оставались предоставленными сами себе. Однажды Ива, будучи первокурсницей, пригласила в особняк почти всех своих одногруппников. Молодежь устроила безумную вечеринку в гостиной и холле. Ночью музыкальные аккорды были настолько проникновенны, что едва не пострадали барабанные перепонки охранявших дом «железных церберов». На следующее утро почти все вазы, картины, драпировки, канапе оказались в таком плачевном состоянии, как будто по этажам прошли полчища солдат Мамая и Чингисхана. Милош тоже принимал участие в этой вакханалии, как он потом честно признался. Белосельский, как ни странно, не рассердился. Он лишь погладил по волосам Иву, которая заявила, что совершенно ни при чем.

— Тебе было хорошо? Ты повеселилась?

Ива утвердительно кивнула головой и посмотрела своими невинными голубыми глазами, в которых таилось глубокое лукавство.

— Тогда я рад. Мебель и драпировки сегодня заменят.

Когда девушка поняла, что ее никогда не накажут и, более того, что опекун никогда не обидит ее ни словом, ни жестом, ни намеком, она стала настоящей проказницей и озорницей. Она устанавливала в гостиной караоке и принималась исполнять в микрофон популярные мелодии. При этом танцевала весьма зажигательно. Даже Милош протестовал. Иногда девушка, подражая какой-то героине из фильма, на велосипеде носилась как ветер по второму и третьему этажам просторного особняка с риском опрокинуть китайские вазы и картины. Белосельский проявлял необыкновенное терпение и лишь затворялся в своем кабинете.

А бывало, что на девушку набегала легкая грусть — она не спускалась к ужину, когда все собирались за столом. Дразнила экономку и повара. А к Виталию относилась, как к слуге. Последний оказывался на редкость весьма терпимым.

Однако к учебе Белосельский относился весьма щепетильно. Ива ведь училась в одном из самых престижных вузов Москвы, и однажды, из-за постоянных вечеринок, «завалила» один экзамен. Белосельский тогда поговорил с девочкой так печально и вместе с тем убедительно, что она ощутила себя виновной. В нем был необыкновенный дар убеждения.

— Что ты сказал ей, дядя? — спросил Милош.

— Это секрет! — улыбаясь отвечал Белосельский.

Подруги, окружавшие Иву в институте, которых она часто приглашала в особняк, отнюдь не являли собой пример воспитанных, благоразумных и образованных девиц. Они, конечно, были детьми достаточно состоятельных родителей, и с детства у них было все, но несмотря на это их души были пропитаны ядом зависти и фальши. Белосельский ясно видел это. Девицы часто просили Иву одолжить им то машину, то шофера, то коллекцию шляпок или туфель. Иногда даже позволяли себе брать деньги взаймы. Но здесь уж Ива проявляла наибольшую рассудительность и осторожность. К концу четвертого года обучения Ива, наконец, поссорилась почти со всеми своими подругами кроме одной и вскружила голову всем симпатичным молодым людям. Но сама пока не была влюблена. Ей не хотелось сильно влюбляться, ей нравился то один, то другой. Серьезных отношений она не хотела.

Обо всем этом думал Белосельский пока ехал. В конце концов, разве он достиг так мало? У него есть семья, правда, неполная… но семья… без жены Елены, которая так и не простила его. Войдя в гостиную, он застал Иву, которая распаковывала только что купленную модную коллекцию одежды, красиво уложенную в форме пирамиды из блестящих коробок, перевязанных цветными ленточками.

— Их так много, что я одна не унесу в свою комнату. Попрошу их отнести наверх.

Глаза девушки горели от любопытства, щеки полыхали румянцем.

— Я тебе помогу.

— Не надо, дядя, на что тогда «слуги»? Это последняя коллекция от Люсьена Меор. Только что принесли.

Она подставила ему лобик для поцелуя, но затем снова погрузилась в созерцание только что приобретенных вещей.

— Я рад, что тебе нравится. Это костюмы? Вижу. Ты потрясающая красавица, Ива.

Он хотел снова прикоснуться к ее волосам, но девушка ответила: