Уж не знаю почему, а в душе моей затеплилась надежда. Я повернулся к Ниле, чтобы поделиться своим открытием, но взгляд мой наткнулся на заискивающую улыбку Бакхи. Старик-слуга прижимал к груди окованный железными полосами сундучок, рядом застыла в поклоне красавица Сита.

Только этих здесь не хватало…

– Приветствую тебя, мой повелитель! – негромко произнес Бакхи. – Вижу, ты благополучно прошел обряд. Теперь нам пора возвращаться на Синфеон, дабы проучить Псицу и Паршивого Сорванца…

– Глаз зрит, мое сердце поет от радости, – проговорил я с издевкой. – Остались сущие пустяки: уговорить стражу пропустить нас к пузырю. Но доблестных воинов нам не подкупить, тут и без нас хватает желающих.

– Ты всегда прав, повелитель, – смиренно отозвался старик, – но сейчас ты ошибаешься. Избранника короля браминов обязан пропустить любой стражник.

– На мне написано, что я избранник? – вспылил я.

Мне хотелось огреть упрямого слугу по уху. Да и себя – тоже. На что мы тратим драгоценные секунды? На бесполезные пререкания! А со всех сторон доносятся крики ликующих варваров, стоны умирающих и треск огня. Из колодца с винтовой лестницей вовсю валит черный дым, и в любое мгновение может рвануть арсенал под королевской приемной. Беспокойство помешало мне осознать, что именно говорит Бакхи.

– Вот сейчас ты не ошибся. Сита, помоги нашему повелителю!

Я и опомниться не успел, как рабыня плечиком подвинула Нилу, которая с холодным любопытством прислушивалась к нашей перепалке, и ловко распахнула халат на моей груди. Отскочила, пронзительно крикнула тонким голосом, разом перекрыв гвалт толпы:

– Дорогу Избраннику! Отмеченный Глазом с нами!

Спины, обтянутые драгоценным шелком и панбархатом, дрогнули. Посулы и угрозы смолкли. Купцы, аристократы и чиновники почтительно расступились перед полуодетым оборванцем и его свитой. Слегка подталкиваемый в спину находчивым слугой, я побрел к помосту, ожидая начальственного окрика, а то и пули в живот. Но офицер приказал кшатрам пропустить, и мы беспрепятственно взошли на помост. Старый шаках Бакхи, не мешкая, подсадил в корзину Ситу и Нилу, затем передал им сундучок.

Офицер сказал, обращаясь ко мне:

– Давно уже должны поднять Исчадие. Ты случайно не знаешь, достопочтенный, чего они там возятся?

– Укутывают, – нашелся я. – Наверху холодно.

– Скорее бы, – буркнул офицер. – Того гляди златобрюхие кинутся на прорыв.

– Многие брамины погибли, – сказал я, стараясь не смотреть бравому кшатру в глаза. – Не хватает людей, чтобы поднять короля. А подъемник испорчен. Ты бы послал своих бойцов, салар.

– Брахма! – всплеснул руками тот, но сейчас же взял на полтона ниже: – Благодарю за совет, достопочтенный…

– Лазар, – подсказал я.

– Достопочтенный Лазар, – продолжил офицер. – У меня к тебе просьба: будешь на Арракане – сообщи вдове салара Байи, что ее сын Синх… Впрочем, реши сам, что сообщить…

– Обещаю, достопочтенный!

Он кивнул и спрыгнул с помоста. Толпа «златобрюхих» вновь взбурлила и поперла на оцепление. Хлопнули выстрелы, прокричал что-то Синх.

– О, повелитель… – начал было Бакхи.

Но я оборвал его:

– В корзину, старый дуралей!

Бакхи вцепился в закраины корзины, попытался подтянуться, засучил ногами в кривоносых туфлях. Я схватил его за шиворот и зашвырнул внутрь. Перевалился через борт сам. И в это время глухой рев выкатился из лестничного колодца. Дрогнула каменная громада, струи дыма и пыли выстрелили в воздух. Лопнули канаты, удерживающие шар, – все, кроме одного. Пузырь косо рванулся вверх, корзина угрожающе накренилась. Из проломов в крыше вырвались огненные гейзеры, слизывая без разбору и «златобрюхих», и солдат охраны. Я рубанул окровавленным клинком Алака по узлу. Корзина дернулась, я покатился на дно.

Освобожденный монгольфьер радостно понесся вверх, лишь на мгновение опережая стремительно распухающее грибообразное облако взрыва.

Корзина раскачивалась, как лодка в бурю. Я с трудом поднялся, вцепился в сетку, оглядел «экипаж».

– Все целы?

– Да, повелитель, – отозвался за всех Бакхи.

Он сидел в углу, прижимая к тощей груди сундучок.

– Что там у тебя?

– Деньги, господин.

– Много?

– Тысяча дирхем золотом и примерно миллион в ценных бумагах.

Я присвистнул:

– Откуда такая роскошь, старик?

– Нашел, повелитель.

– Нашел?! Где же?

– Возле трупа достопочтенного Урзуфа, – ответил Бакхи. – Караван-баши пожирала птица, которой нет дела до ценных бумаг…

Он тоненько захихикал.

Я осторожно подобрался к краю корзины, глянул вниз.

Над Пещерным Островом расплывалось грязно-серое облако пара. Видимо, после взрыва внутренние вместилища обрушились в подземное озеро. Красно-желтое полотно пустыни окрест было испещрено черными точками, которые с высоты казались неподвижными.

Вот как выглядело отсюда поле титанической битвы…

Эх, суета человеческая! Стоило ли проливать столько крови, убивать невинных, предавать род людской, подчиняясь холодной воле рептилий, чтобы в результате получить дымящуюся груду камней?

Однако теперь я не бесплотный дух, бесстрастно парящий над тщетою мира сего, а человек из плоти и крови. И плоть эта требует своего…

Я вдруг почувствовал, что страшно хочу жрать. Когда я ел-то в последний раз? Уже и не вспомню. Да и не в этом дело, – слишком много энергии ушло на восстановление поврежденных тканей. По ощущениям, я похудел кило на пятнадцать-двадцать. И помолодел лет на десять. Отлично! Но пора бы подкрепиться.

– Бакхи, – окликнул я.

Старик передоверил драгоценный сундучок дочери и проворно вскочил. Странно, что это с ним? Раньше, помнится, за стариком не наблюдалось такой готовности услужить. Скорее, наоборот, он норовил мной покомандовать.

– Жду приказания, повелитель!

– Есть у нас какая-нибудь жратва? – спросил я негромко. – Я голоден. Да и девчата, наверное, тоже.

Бакхи расплылся в щербатой улыбке.

– Счастлив услужить, господин, – проговорил он. – Сита нашла в корзине провиант: сыр, холодное мясо, лаваш, зелень, вино.

– Заткнись, – велел я. – Пусть Сита накрывает. Да побыстрее!

Пока они суетились, я осмотрел горелку. Сделана она была честь по чести. Баллоны с газом, автоматический регулятор и даже вариометр. Я попробовал прикрутить горелку, уменьшив подачу тепла, и, судя по показаниям вариометра, полет шара начал выравниваться. И то хлеб. Мне не улыбалось умчаться в газовую среду за пределами атмосферы Целлиона. Нельзя терять поверхность из виду, иначе промахнемся мимо ближайшего поселения, где можно было бы рассчитывать на кров и помощь.