Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мысли о Наде делали его молодым: чувствительным, глупым и готовым на подвиги. Он бы горы сумел свернуть, все в жизни поставить с ног на голову, если б она одно только слово сказала. Так желал ее, так любил! А она – ничего. Словно их встреча после стольких лет не была для обоих знамением.
Он позвонил ей вчера поздно вечером. Пока было светло – держался, заставлял себя думать о жене и детях, а с наступлением темноты словно бы обезумел. Решил: будь что будет, лишь бы увидеть Надю!
– Наденька, – прошептал он в трубку осипшим голосом.
– Да?! – совсем юная, удивленная. И фоном – музыка, аплодисменты.
– Наденька, это Миша, – он глупо заревновал ее к праздничному шуму.
– Подожди, я выйду из зала!
Михаил молча слушал, как меняется звук. Музыка накатывала волнами, потом таяла под натиском смеха и голосов. Фадеев представил себе, что Наденька – неотразимая в длинном вечернем платье – идет по проходу мимо бархатных кресел и все мужчины оборачиваются на нее. А он, такой беспомощный – всего лишь голос в ее мобильном телефоне, – трусливо прячется в женской ладони.
– Алло! – наконец он снова ее услышал.
– Здравствуй, Надя.
Вот и все. Остальные слова застряли в горле. После двух дней непрерывных воспоминаний и размышлений о ней он не сумел ничего сказать. Старый дурак! Все мысли смешались и растворились в сумасшедшей любви. Надо было, как перед важными совещаниями в министерстве, набросать, что к чему. Не выглядел бы сейчас перед ней идиотом.
– Здравствуй, – она серебристо засмеялась: как много лет назад.
– Ты где? – глупо спросил он.
– На премьере, – не пристыдила она его за вопрос.
– С мужем?
– Конечно! Миша, ты что как ребенок?! Честное слово.
– Я в Таиланде остался, – сознался он и замолчал.
– Прости?
– Не улетел домой, – голос Фадеева дрогнул, – не смог улететь, так с тобой и не встретившись.
– Ах ты, симпатичный мой заяц! – Она снова рассмеялась.
Забытое прозвище заставило его покраснеть и чуть не задымиться от ярости. Его! Бравого летчика назвать симпатичным зайцем?!
– Значит, так, Надежда, – он решительно взглянул на часы, – через полчаса я за тобой заезжаю, и мы едем ужинать. Говори адрес театра!
– Ми-иша, а ты нисколько не изменился! Такой же.
– Тем лучше.
– Конечно! – Она говорила ласково, словно с ребенком. – Но адреса я тебе никакого не дам.
– Почему?!
– Какой же ты глупый, – она улыбнулась, – я с мужем! После премьеры прием, мы приглашены. Не пойти невозможно – будут самые важные лица.
– Тебе, – он успел укорить себя за мальчишество, но так и не остановился, – эти самые лица важнее меня? Я улечу! Мы никогда больше не встретимся!
– Я понимаю.
– Ты же говорила, что всю жизнь любила меня!
– Мишенька, – Надя вздохнула, – конечно, любила.
– А теперь? Когда я рядом, когда примчусь в любую секунду, только скажи – больше не любишь?
– Дело не в этом, – торопливо опровергла она.
– А в чем?
– У нас с тобой разные жизни. Разные судьбы.
– Но ты сама мне сказала!
– Миша! Я увидела тебя, и юность словно вернулась. Такое это было волшебное чувство.
– И у меня, – удивился он тому, как точно она передала словами его ощущения.
– Но ты только подумай – романтика, случайная встреча. У меня в голове все смешалось!
– Конечно, – решительно подтвердил Фадеев, – потому что это – судьба. Если мы с тобой снова встретились, значит, в этом есть смысл!
– Узнаю летчика, – ее смех, как и раньше, заставил его сердце стучать быстрее, – типичное суеверие авиатора!
– А ты, – спросил Фадеев с запалом, – ты его уже растеряла?!
– Наверное, – она погрустнела, – я ведь не летаю уже двадцать лет.
– Хорошо, – Михаил Вячеславович смягчился, испугавшись, что обидел ее, – давай встретимся завтра.
– Не знаю.
– Да что же тут знать?!
– Я не знаю, кому и зачем это надо! – Она говорила взволнованно. – Мы разные люди, Миша. Из разных миров. У нас давно закончились общие интересы. О чем говорить?
– О нас с тобой! Я же тебя люблю, ни спать не могу, ничего, только о нас с тобой думаю…
– Да нет никаких «нас с тобой», милый мой заяц!
– Прекрати называть меня зайцем! – Фадеев вспылил.
– Ну вот, – засмеялась она, – я же тебе говорила! Нас нет. Есть ты в моем воображении, а я – в твоем. Ты думаешь, надо все это разрушить?
– Я думаю, нам надо встретиться!
– Хорошо, – Надя устало вздохнула.
– Что – хорошо?
– Если ты этого хочешь, я подумаю.
– Где и когда?
– Мишенька, – снова сводящий с ума серебристый смех, – время и вправду над тобою не властно!
– Завтра?
– Я подумаю и найду тебя. Договорились?
– В пятницу я возвращаюсь в Москву. – Фадеев испугался, что она обещает его найти, только чтобы закончить их разговор. Было в ее тоне что-то ему незнакомое, как будто они и вправду говорили друг с другом из разных миров. Только смех оставался прежним.
– До пятницы целая вечность. Где ты живешь?
– В «Мариотт».
– Хорошо. Я запомню. Прости, сейчас мне пора.
– Я буду ждать, Наденька, – он продолжал настаивать, хотя ее холодный тон не давал никакой надежды.
– Понимаю, – голос Нади вдруг оттаял, – но ты не обижайся. И не забывай: я любила тебя.
Она отключилась, а Михаил Вячеславович еще долго слушал короткие гудки, прежде чем догадался нажать «отбой».
И это весь разговор! Все, что она могла сказать ему после долгих лет разлуки и того, что он признался в любви. Не в прошлом, не тогда, а сейчас. Но неужели молодость человека вместе с чувствами проходит, чтобы уже не вернуться?! Нет. В это нельзя поверить – он-то надеется, страдает и любит, как прежде. В нем ничего за эти годы – и она признала! – не изменилось. Только настырное чувство потерянного времени засело в глубине души из-за Наденьки. Из-за того, что так глупо ее потерял и, как ни старался, не мог справиться с этой потерей.
Откуда такая напасть? Очередной переходный возраст в пятьдесят, что ли? Сколько их уже было! Только раньше проходило все проще – бегаешь, носишься, весь в делах и заботах. Даже задуматься толком некогда. А сейчас мысли такие настырные стали. Ни работать, ни жить не дают. Надо было все-таки на встрече с Наденькой настоять – мужчина он или нет! Он просто обязан ее увидеть. Она на него посмотрит, возьмет за руку и сама все поймет. Поверит, что не было многих лет разлуки, что сильные чувства нетленны, что молодость не прошла. Поверит так, как поверил он!