Нет! Ни за что не стану перед ним на колени и не унижусь до такой степени. У него не выйдет меня сломать… Я не Элизабет. И пусть я не знаю почему он делает с ней все эти ужасные вещи меня герцогу Ламберту не заставить пасть ниц. Я с другой реальности и в ней женщины не стоят на коленях, если это только не их собственное желание.

И я ошиблась, я солгала самой себе. Уверенная, гордячка, пришедшая с совсем иного мира. Как быстро я сломалась знают только стены проклятой темницы. Прислушиваясь к темноте, к пошкрябыванию крысиных когтей по каменному полу, к крикам и шипению других заключенных, которые сошли с ума или превратились в зверей, потому что люди не могли издавать все эти мерзкие звуки, где-то поблизости и с осознанием, что мне даже лечь не на что я уже молчу о том, чтобы нормально справить нужду… Я так и не смогла сесть на дырявое грязное ведро, стоящее у стены. Лучше лопнуть, чем соприкоснуться с этой мерзостью.

К рассвету я уже была готова просить своего палача сжалиться надо мной, но в темницу никто не пришел. Морган Ламберт забыл обо мне. Оставил в этом ужасе еще на сутки… а потом еще и еще. Через несколько дней я превратилась в обезумевшее существо, вжавшееся в стену с туфлей в руках, готовая сражаться с крысами, обнюхивающими мою миску с похлебкой. Морган Ламберт прекрасно знал человеческую психологию в отличии от меня.

К ведру я уже сходила… и не один раз. А вот съесть то, что мне приносили в жестяных мисках я не могла себя заставить. Но уже прекрасно осознавала, что и здесь я сломаюсь… что голод вынудит меня попробовать эту вонючую склизкую дрянь, называемую баландой. И я, наверное, перестану быть человеком. Стану крысой, которые пока что жрали отвратительное варево, а я смотрела на них и истово молилась чтоб они вот там у миски и сидели, а ко мне не приближались.

Не знаю на какое утро лязгнул замок и за мной пришли стражники. Я обрадовалась. Да, я впервые обрадовалась лязгающему замку и тяжелым шагам за дверью. Я бы обрадовалась даже казни. Потому что сидеть здесь хуже смерти.

— Встать, отвернуться к стене, руки за спину.

Раздался уже знакомый мне голос сэра Чарльза. Я с трудом встала на ноги. Голодная, обессиленная и сломленная пребыванием в этом каменном мешке я уже не могла сопротивляться, не могла дерзить. Я мечтала выйти отсюда и поэтому покорно отвернулась, и завела руки за спину. Прислонилась щекой к стене и закрыла глаза и тут же открыла, услышав голос герцога.

— Какая непереносимая вонь. Чарльз, это темница или конюшня с дохлыми клячами?

— Темница, сэр.

— Проверь не сдох ли здесь кто?

— Последним отошел на небеса аббат Лурье это было три дня назад.

— Такое впечатление, что здесь отошли в мир иной три аббата и их забыли похоронить.

Они говорили за моей спиной так словно меня здесь не было.

— Оставь нас! — внезапно приказал Ламберт, и я услышала, как Чарльз вышел из темницы и звякнул железной дверью, закрывая ее за собой.

— Ну так как, Элизабет? Мои сапоги все еще кажутся вам грязными и омерзительными? — стал позади меня — А моя плоть? Вы кажется предпочли ей плеть? — прошелся туда-сюда, — Но я решил, что не хочу портить вашу прелестную молочную шкурку. Я немного попорчу ваши мозги. Им не помешает расплавится от осознания вашей ничтожности.

Склонился к моему затылку:

— Вы ничем не лучше крысиных экскрементов на этом полу, и не стоите той баланды, которую вам приносили поесть. А я предлагал вам свою постель, свою руку и свой трон… Поистине идиот. Но вы оказались намного тупее, чем я. Возможно, это может послужить мне утешением. Ведь я не пал так низко, чтобы возвысить вас до себя. Господь или Дьявол не позволили.

— Тогда просто убейте меня, — прошептала едва слышно.

— Когда мою мать сжирала болезнь, которой ее заразила твоя проклятая сука-мамаша, она тоже мечтала умереть, но вместо этого разлагалась живьем, а твой отец в это время плясал на костях моих людей победный танец. Ты тоже не умрешь. Это слишком просто и скучно. Ну так как, Элизабет? Я буду намного великодушней Антуана Блэра, что ты выберешь: остаться в темнице, вылизать мои сапоги или ублажить меня своим нежным ротиком?

— Вы… вы обещали плеть! Сказали, что… что меня ждут пять плетей! Я бы вытерпела и…

Вытерпела. Непременно бы вытерпела. Ничто не сравнится с пребыванием в этом аду.

— Нееет. Я передумал. Я вижу, что темница тебе нравится намного больше.

Я стиснула челюсти и заскрипела зубами. Он понял… догадался что мне здесь невыносимо жутко. Проклятый Дьявол. Читает мои мысли.

— Нравится, да?

Не ответила, зажмурилась.

— Значит нравится. Эй, Чарльз. Я принял решение относительно этой заключенной — она будет сидеть здесь еще месяц.

— Нет! — не выдержала я.

— Что нет?

Снова голос у моего затылка, горячее дыхание контрастом с холодным воздухом в темнице.

— Я не могу здесь остаться… нееет.

— От чего же? — он вдруг погладил рукой в перчатке мои грязные волосы, — Разве тебе не нравятся твои новые хоромы? Они вполне под стать такой никчемной дряни, как дочь Антуана Блэра! — сдавил сильнее мои космы, дергая голову назад, — Или все же станешь на колени, а, Элизабет Блэр?

Секунды молчания и я чувствую, как дрожит от напряжения мое тело.

— Значит-таки темница…

— Да…, - хрипло шепчу я. — я согласна…

В конце концов это ведь не самое страшное… если он так похож с моим мужем… то я это делала и не один раз и. О Боже! Куда я качусь? Он и правда сам дьявол!

— Что «да»? Останешься в темнице, Элизабет?

— Я стану на колени…

Развернул к себе, продолжая удерживать за волосы. Так близко его бледное лицо, освещенное факелами я вижу широкие скулы, большой рот, растянутый в ухмылке и в нос бьет запах эля, а глаза герцога сухо блестят и мне кажется он пьян. Убираю его руку и не переставая смотреть в глаза медленно опускаюсь на колени.

Глаза сумасшедшего тирана вспыхивают еще сильнее и взгляд застывает на мне, его ноздри раздуваются в предвкушении. Он выжидает, ничего не говоря, а я, судорожно вздохнув, глотая слезы и посылая ему мысленно проклятия потянулась к тяжелому кожаному ремню на узких бедрах и в эту секунду Ламберт перехватил мои руки и триумфально расхохотался.

— Ооо Элизабет… видел бы вас сейчас ваш отец. Я бы надел на вас монашескую рясу и позволил ему смотреть, как вы стоите в крысином дерьме, готовая открыть рот и так порочно ублажать меня, герцога Ламберта, как падшая дешевая шлюшка с пристани.

Он отшвырнул мои руки.

— Не здесь и не сейчас. Ты слишком грязная и воняешь.

А потом чуть склонился ко мне и тихо добавил:

— Я ведь обещал тебе, что сломаю… Это только начало.