обозначал лишь увеличение работы, лежащей на человеке. Поэтому, Троцкий ошибается, полагая, что человеческий прогресс основан на прирожденной лености, так как развитие техники вытекает-де из стремления уменьшить количество работы (стр. 109, 110).

В столь общей форме этого сказать нельзя. Машины, сберегающие труд, появляются лишь на довольно высокой ступени технического развития. Начало технического прогресса вытекает из потребности в более надежной защите против опасностей и случайностей жизни, из стремления к более регулярному получению пищи, к более солидной защите против непогоды и врагов и, наконец, из потребности в усилении уже известных наслаждений или открытии новых.

Вся художественная деятельность человека обозначает для него лишь, что он обременяет себя новой работой, которой не знал его животный предок; то же самое происходит с ним, когда он ткет и прядет, или занимается столярной и токарной работой и т. п. Когда люди открыли, что поджаренная каша из раздробленных зерен вкуснее, нежели сырые зерна, то это открытие обозначало для них огромное увеличение работы, благодаря необходимости растирать или раздавливать хлебные зерна в ступе или при помощи жернова. (Избавлять себя от этой работы при помощи водяных мельниц люди научились лишь в более поздние времена.) А сколько лишней работы для людей принесло с собой открытие огня, искусство варить, жарить, печь. Если бы люди действительно были прирожденными ленивцами, то они бы сторонились всей этой работы, как чумы, и никогда не дошли бы до изобретения и изготовления орудий и утвари.

Правда, с развитием техники, образуется постепенно и известное различие. Работа распадается на два рода: на работу, которая сама по себе уже является удовольствием или страстью, и на труд, который сам по себе неприятен, и которым приходится заниматься лишь в виду его конечного результата.

От работ первого рода люди отнюдь не стремились избавиться, наоборот, к ней они стремились и предавались ей всей душой. Работу же второго рода они действительно всячески старались уменьшить, поскольку это было возможно без уменьшения добываемых при ее помощи продуктов, или поскольку эти продукты можно было получить и без затраты собственного труда.

Но прошло много тысячелетий, прежде чем люди научились достигать нужных результатов при помощи машин.

Зато гораздо раньше люди научились пользоваться другим чрезвычайно простым методом, а именно, отбирать у других людей продукты их труда, добывать их, не занимаясь самому неприятными видами труда. Другими словами, продукты добываются при помощи работы не обычной, а военной, которая гораздо приятнее человеку-варвару вообще, а тем паче, когда сопровождается военной добычей.

Но простой военный грабеж есть метод, который не может быть слишком часто повторяем, ибо в противном случае иссякают источники производства продуктов. И тогда люди переходят к более усовершенствованному методу, который гарантирует победителю регулярное получение продуктов и услуг, производимых при помощи неприятного труда другими. Побежденного не только грабят, но и превращают в раба, которого уводят к себе домой и заставляют работать в хозяйстве победителя. Или же побежденного оставляют в его стране, но накладывают на него дань, в форме обязательства поставлять победителю определенное количество продуктов или услуг.

Рабство и крепостной труд, а не сберегающие труд машины, — вот те средства, при помощи которых более сильной части человечества удается обеспечить себя необходимыми продуктами труда, не обременяя себя неприятными работами.

Этим путем господствующие классы стремились избавить себя не от всякого труда, а лишь от неприятных видов труда, сохраняя для себя приятные и возбуждающие, как напр., науку и искусство, охоту и войну, причем в зависимости от социальных условий, они предпочитали то первое, то второе. Рабы же и крепостные вынуждены были ограничиваться исключительно неприятными видами труда, которые и стали с течением времени синонимами работы вообще.

Свободный рабочий мог менять свою деятельность, перемежая неприятные работы приятными, что делало первые более сносными. Подневольные же рабочие всецело отданы во власть монотонности неприятных работ. К этому надо прибавить, что для них теряется и тот импульс, который имеется у свободного рабочего даже при неприятных работах, благодаря тому, что за ним обеспечен конечный результат труда. На рабе лежит лишь работа, пользование плодами труда выпадает на долю другого.

На ряду с противоречием между теми, кто занимается приятными видами труда, и теми, которые выполняют неприятные работы, появляется вскоре еще и другое противоречие: между теми, кто перебивается лишь с величайшим трудом, и теми, кто наслаждается жизнью, полной праздности.

Сюда надо присоединить еще и то, что для подневольного рабочего не существует тех ограничений рабочего времени, которые может себе позволить свободный рабочий. Последний работает лишь до тех пор, пока удовольствие от ожидаемого продукта труда превышает его утомление. Ему незачем подвергать себя изнуряющей работе, если последняя не вызывается его стремлением получить большее удовлетворение от конечного результата труда. Подобного рода ограничения не знает рабовладелец, который сам в процессе труда не участвует. Он заставляет своего раба работать до полного изнеможения, если ему это выгодно.

Чрезмерная работа, монотонность, отсутствие всякого интереса к результатам труда, — все это приводит к тому, что раб и крепостной рабочий ненавидят свою работу, саботируют ее, стараются от нее увильнуть, где только можно, так что их можно удержать за работой лишь при помощи кнута и жестоких наказаний.

Раб — на одном полюсе, ничего не делающий эксплуататор — на другом, вот настоящие ленивцы: один в действительности, другой в своих мечтах. Но это не имеет ничего общего с утверждением Троцкого, что человек — лентяй от природы и нуждается, поэтому, в принуждении к труду. Верно как раз обратное. Человеческая леность является следствием принудительности труда.

Леностью подневольного рабочего объясняется и ничтожная производительность его труда. Он не только работает неохотно и спустя рукава, он и невнимателен, небрежен по отношению к рабочему скоту и рабочим орудиям. Ему можно доверить только самые грубые и простые орудия и инструменты.

Это положение не изменилось до настоящего времени. И подневольных рабочих Советской Республики можно применять лишь для самых примитивных работ, как напр., для рубки леса, торфяных работ, очистки железнодорожных путей и т. п.

Правда, в древности бывали высоко интеллигентные, разносторонне образованные рабы, которым доверялись чрезвычайно важные функции, но их обычно воспитывали, как свободных людей и употребляли не для процесса производства, а для личных услуг, ставя их в исключительно привилегированное положение. Когда Троцкий утверждает, что крепостное право было прогрессом и обозначало повышение производительности труда, то первая половина этого утверждения правильна, но вторая не верна.

Крепостное право и рабство являлись прогрессом постольку, поскольку вызвали к жизни класс, посвятивший себя исключительно науке. Лишь при этих условиях и могла возникнуть наука в