Не-а! — мотнул головой Дарьян. — Тут либо врождённые способности нужны, либо атрибут соответствующий.

— А-а-а! — протянул Сквозняк и полюбопытствовал: — А у тебя?

Книжник криво ухмыльнулся:

— Полный комплект, — сказал он и в подробности вдаваться не стал.

Оно и правильно.

Две седмицы пронеслись как один миг. Вроде бы дни выдавались насыщенней некуда, да и ночи зачастую от них не сильно отставали, но и оглянуться не успел, как время пролетело.

И нельзя ведь сказать, будто мы одним и тем же занимались, вот однообразие и сказалось. Вовсе нет! Столько всего нового я даже в школе, пожалуй, за такой короткий срок не узнавал! Меня натаскивали красться по лесу и разбирать звериные и людские следы, не ломать ветки и не приминать траву, а попутно подмечать чужие огрехи, да и попросту выживать. Только не в коня корм. Если Огнич и деревенские увальни чувствовали себя в джунглях как рыба в воде, то я не то что следопытом не стал, но даже Сквозняку в этом уступал. Хуже меня был лишь Дарьян.

Успехи я демонстрировал разве что при отработке арканов. Не просто всё быстрее и увереннее создавал огненные шары, но и мало-помалу улучшал магические латы. Отработкой защитных пологов и щитов тоже не пренебрегал. Пусть наставник Девясил и не рекомендовал действовать от обороны, но с дырой в голове особо не поатакуешь.

Ещё приходилось ежедневно просушивать обувь и портянки, стирать одежду и отмываться самому. Для тех стрельцов и тайнознатцев, кто не выбирался из лагеря, такой уж сильной нужды в этом не было, а вот пластунам иначе никак. Иначе сам не заметишь, как ноги гнить начнут. Да и не только ноги.

Урядник Седмень взялся натаскивать Дарьяна самолично да и мне стал уделять куда больше внимания нежели прежде, но к омуту больше не водил. Впрочем, туда покуда вообще никто из пластунов не выбирался, мы самое большее по границе прохаживались и карты изучали. И вот ведь ещё какое удивительное дело — если меня старослужащие откровенно сторонились, и даже Хомут с Краем общались всё больше по необходимости, то Дарьяна пластуны приняли как своего, даже подшучивали не зло, а снисходительно. Книжник и книжник, с кем не бывает. Мол, наберёшься ещё ума-разума. И тот набирался. Даже ножевым боем с урядником занимался не из-под палки, а со всей отдачей.

Накануне вылазки в омут Дарьян впервые остался ночевать с нами в бараке, причём никто его к этому не неволил — книжник сам попросил Хомута выделить топчан и тюфяк. Встал он ещё до рассвета, а когда я за завтраком сел рядом и поинтересовался:

— Нервничаешь? — Лишь передёрнул плечами.

После сказал:

— Да не в этом дело!

Я приставать с расспросами к товарищу не стал и занялся кашей, затем поделился своей порцией кофе, себе же как обычно налил травяного отвара. Книжник с благодарностью принял кружку с чёрной горькой гадостью, к которой пристрастился ещё даже больше, нежели к заморскому светлому элю, и вздохнул.

— И почему мне так не везёт? — горестно выдал он, благо сидели мы на брёвнышке вдвоём и никто из сослуживцев разговора услышать не мог.

Я нисколько не сомневался, что сейчас товарищ заведёт старую шарманку о попавшем ему в руки мертвослове, но всё же спросил:

— Чего ты ещё?

— Да сначала волчицы, теперь Ярина…

— С ней-то что не так? — всерьёз озадачился я, поскольку прежде ни о каких трениях в отношениях с барышней книжник даже не заикался.

— Да всё не так! Я вчера случайно узнал… — Книжник оглянулся и прошипел: — Она старуха! Ей уже за сорок!

Я так поразился, что даже сначала приложился к железной кружке с отваром, после только бросил:

— Что за бред? Как ты мог это вчера узнать, если уже месяц с ней спишь?

— Сплю месяц, узнал вчера, — упрямо повторил Дарьян. — Ты пойми, Лучезар: ей больше двадцати не дашь!

— Морок? — предположил я.

— Не-а! На ощупь всё в порядке. Такой у неё аспект: она не только с чужой плотью работать может, но и с собственной. На лице ни морщинки, грудь упругая, фигура точёная. Я и не заподозрил ничего, дурак!

Он хлебнул кофе, а я нахмурился. Пусть Дарьян и старался этого не показать, но ситуация откровенно выбила его из колеи. В таком состоянии в небесный омут лезть последнее дело. И сам сгинет, и нас за собой утянет. Ну или духа упустит, а это тоже ничего хорошего.

— Чего-то я понять не могу… — вздохнул я. — Ты в неё влюбился? Жениться собирался? Детей завести? Семью?

Дарьян уставился на меня округлившимися от изумления глазами.

— Нет! Даже в мыслях не было! Мы просто… Просто проводили время вместе!

— И она в этом хороша?

Книжник чуть смутился, но всё же упрямо выпятил челюсть и выдал:

— Да уж получше волчиц!

Тут-то я и влепил ему звонкий щелбан.

— Так чего ты стонешь⁈

Дарьян от неожиданности чуть не облился, так дёрнулся. И облился бы, пожалуй, если б кофе не на донышке оставался.

— Кто стонет-то? — обиженно надулся книжник. — Я с тобой как с другом, а ты…

— И я как с другом, — уверил я товарища. — Не поднял тебя на смех, а пытаюсь мозги вправить. Ты чего расклеился-то? Обманутым себя почувствовал?

— Ну да!

— А тебе какая разница, сколько ей лет? — Я принялся загибать пальцы. — Выглядит на двадцать! Грудь упругая! Даёт каждую ночь! Денег не берёт! О чувствах речи не заводит, к женитьбе не склоняет! Чего тебе ещё надо? Пользуйся!

— Но…

— Или у тебя к ней чувства? — строго спросил я.

— Нет! — сходу отмёл Дарьян это предположение. — Но меня дураком выставили! Все всё знали и втихомолку посмеивались! Это подло!

— Забей! — махнул я рукой. — Они просто завидуют! Ты ж у неё точно не первый. Ещё и чьё-то место занял. Вот психанёшь, разругаешься… Стой! Ты ведь с ней не поругался ещё?

— Нет! Не знал просто, что сказать, вот и остался в бараке.

— Скажешь, из-за раннего выхода в омут приказали у нас заночевать. И больше ничего не говори, тащи в койку. — Я не дал товарищу возразить и продолжил: — Ну посуди: если ты сейчас с ней расстанешься, то сам себя на