к этой погани, а потому до мелководья добежать никак не успевал. Напряг зрение, потянул в себя небесную силу, погнал её по оправе, но не ускоряя до предела, пока ещё — нет.

— Да чтоб тебя! — донёсся мысленный возглас урядника.

Он двинулся ко мне со взятым наизготовку чугунным шаром ручной бомбы. Гигантская пиявка прекратила дёргаться и начала перебарывать течение, замерла на месте. Седмень откусил большую часть фитиля и взглядом запалил куцый огрызок, после чего швырнул бомбу с таким расчётом, чтобы она упала аккурат между мной и воплотившимся в реальность проклятием. Я обратился к малой печати воздаяния, надавил своей волей, и левая ладонь лопнула, из неё проклюнулось остриё гарпуна.

Клинок неспешно полез наружу, и боль стала совсем уж невыносимой, а только в воду закапала кровь, и гигантская пиявка неуловимым образом изогнулась, поплыла в мою сторону. Гарпун выдавило полностью, дальше медленно-медленно полезла пурпурная жила, такое впечатление — не магическая, а моя собственная.

И тут рванула бомба! Вверх ударил мутный фонтан, и хоть проклятию взрыв нисколько не повредил, но пиявку подняло со дна на поверхность, я немедленно задействовал два приказа ускорения разом.

Давай!

Гарпун выстрелил и угодил точно в цель, насквозь пронзив магическую погань. Пиявка дрогнула и начала втягиваться в жилу, но я к чему-то подобному был готов и не повторил ошибки, допущенной в поединке с Огнеславом: успел хватануть ещё немного небесной силы, дабы напитать ею привязанный к атрибуту аргумент. По жиле жгучей волной пронеслось пурпурное пламя, и насаженная на гарпун тварь забилась, когда малая печать воздаяния начала выжигать саму её суть.

Урядник вцепился в воротник куртки и буквально поволок вслед за остальными. Я не сопротивлялся и даже пытался пятиться, а попутно жёг, жёг и жёг перепугавшую меня до полусмерти пиявку.

Да сдохни ты уже, тварь!

Глава 9

Вместо боевых нам поднесли фигу к носу. Урядник и поднёс — сразу, как только выбрались из омута, стоило лишь заикнуться об этом Огничу.

— Торгаши с приблудными духами не воюют! — отрезал он и даже не дал толком отжать мокрую одежду — лишь проверились на предмет присосавшихся к ногам пиявок, и сразу последовал приказ топать дальше.

Я досадливо чертыхнулся себе под нос. Пусть рана на левой ладони закрылась сразу, как только развеял кровавый гарпун, но оставшийся от неё рубец тускнел и рассасывался очень уж медленно, и ещё даже более неохотно отпускала меня заморозившая тело стылость. Нам бы у костерка погреться и дух перевести, ан нет — ходу, ходу, ходу!

Возвращались мы другой дорогой, что было для пластунов делом обычным — туда-обратно мне с ними ходить одним и тем же путём ещё не доводилось. В итоге сделали небольшой крюк и вышли к позициям туземного пехотного полка. Аборигены спешно расширяли лагерь, расчищая заросли и устанавливая палатки, за ними приглядывали назначенные на командные должности выходцы из Поднебесья. А вот среди артиллеристов краснокожих не оказалось вовсе, у них вкалывали рабы, земляные валы и вовсе формировал один из учеников школы Расколотой тверди.

Я тяжко вздохнул. Работёнка — не бей лежачего. Не то что у нас.

— Чую, знатная мясорубка намечается! — отметил Хомут, оглянувшись.

— Не болтай! — шикнул урядник на командира нашего десятка, а уже в лагере спросил у меня: — Духа удравшего разглядел?

— Ага, — подтвердил я.

Ну и пришлось вместо приведения себя в порядок, хлюпая мокрыми ботинками, тащиться в расположение мастеров мёртвых дел. Беспрепятственно миновав парочку караульных кадавров, мы с урядником прошли в полумрак просторного сарая. Там вовсю кипела работа: в заполненных алхимическими реагентами чанах отмокали мертвецы, какие-то бочки были заполнены внутренними органами, а по каким-то распихали конечности. Одни тайнознатцы расчленяли покойников, другие вскрывали их, третьи наоборот — сшивали. От едкой вони запершило в горле и начали слезиться глаза, но сарай продувался сквозняком, совсем уж душно в нём не было. Не задохнулся.

Как ни странно, тайнознатцев со склонностью к белому аспекту было не больше трети, остальные либо не имели таковой вовсе, либо представляли какие-то иные направления магии. Главным же там оказался аспирант с глазами блёкло-розового оттенка, который я бы назвал «телесным». Подобный оттенок, только едва уловимый, просматривался у радужек новой подружки Дарьяна.

Был старший мастеров мёртвых дел широкоплеч и мускулист, но при этом чем-то неуловимо походил на одного из кадавров. Неестественностью телосложения, наверное. На лице кроме бровей — ни единого волоска, кожа — гладкая-гладкая, как у младенца.

Выслушав рассказ урядника, он скривил презрительную гримасу.

— Вечно вы, пластуны, от каждой тени шарахаетесь!

— Только тем и живы, — спокойно заявил в ответ Седмень и повернулся ко мне: — Опиши духа!

Я старательно припомнил все детали, и присоединившийся к разговору высокий худой дядька с серовато-белыми глазами не удержался от тяжёлого вздоха.

— Такое случайно не придумаешь, — сказал он местному заправиле. — Все признаки начальной стадии перерождения как по учебнику.

— Знаем мы, какие у вас учебники! — проворчал бугай и спросил: — Кого выделишь?

Мёртвых дел мастер окинул взглядом работавших в сарае людей и повысил голос:

— Дарьян! — А когда мой товарищ приблизился, приказал: — Сходишь с урядником, изловишь духа.

Седмень покачал головой.

— Кто знает, сколько духа в омуте искать придётся? Да и после убедиться нужно будет, что он один завёлся! А там наёмники златогорцев шастают. Нам бы молодого хоть немного натаскать для начала. Вот так сразу та пакость из омута не выберется, есть какое-то время на подготовку.

— Дай палец — всю руку откусишь, да? — скривился белоглазый тайнознатец, но всё же махнул рукой. — Ладно! Две седмицы у вас, ни днём больше!

Урядник смерил моего товарища пристальным взглядом и мотнул седой башкой.

— Идём!

Дарьян нехотя избавился от своего кожаного одеяния и поспешил вслед за нами. Уже на улице Седмень замедлил шаг и обернулся.

— Звать тебя будем…

— Книжником! — подсказал я.

Урядник кивнул.

— Пойдёт!

Мы зашагали к баракам пластунов, Дарьян тронул меня за руку и негромко спросил:

— А почему не по имени?

— У пластунов всё не как у людей. — пояснил я и отмахнулся. — Забей! Я — Боярин. Огнич — Конокрад. Пара деревенских, которых к нам в каюту на пароходе подселили, — Кочан и Кабан. Я их вечно путаю. Кочан побашковитей, вроде, а Кабан поздоровей.

Дарьян вздохнул.

— Книжник? Да