дуги над глазницами, недифференцированные коренные зубы, отсутствие резцов, более узкий подбородок, но увеличенный лобный отдел черепа, чтобы вместить высокоразвитый мозг объемом более 1500 кубических сантиметров; иными словами, изобразить расу, более эволюционно продвинутую, чем мы. И то же самое вот с этим. – Он указал на кости. – Ни один любитель не смог бы сесть и начертить большую и малую берцовые кости так, как это сделала она.

– А как насчет нее? – спросил Адамс. – Не выдаст ли она что-либо Рансиблу или людям Уэбстера Фута? – Как, подумал он, я все еще могу и сам поступить… о чем ты, Верн Линдблом, знаешь.

Броуз сказал:

– Она мертва.

Повисла тишина.

– Я выхожу из игры, – сказал Линдблом. Он обернулся и как сомнамбула направился к двери.

Мгновенно на его пути, блокируя дверь, из ниоткуда материализовались два агента Броуза в своих начищенных до блеска сапогах и с изысканно холодными лицами; господь милосердный, откуда они взялись? Адамс ужаснулся; они ведь на самом деле все это время были в комнате, но благодаря какому-то технологическому волшебству оставались абсолютно невидимыми. Это камуфляж, понял он; древний и популярный шпионский прием… они сливались с материалом стен комнаты.

Броуз сказал:

– Никто ее не убивал; у нее случился сердечный приступ. Слишком напряженная работа; она, к сожалению, надорвалась из-за весьма жесткого срока, что мы дали ей. Боже, она была ценным работником; гляньте только на качество ее работы. – Он ткнул пухлым и дряблым пальцем в ксерокопию исходного рулона со спецификациями.

Линдблом заколебался.

– Я…

– Это правда, – сказал Броуз. – Вы можете посмотреть медицинское заключение. Арлин Дэвидсон; ее поместье в Нью-Джерси. Вы знали ее.

– Да, верно, – сказал наконец Линдблом, обращаясь к Адамсу. – У Арлин действительно было увеличенное сердце, и ее предупреждали, чтобы она не перетруждалась. Но они… – Он злобно и в то же время беспомощно кивнул головой на Броуза. – Они насели на нее. Им непременно надо было иметь этот их материал к конкретной дате, по плану. – Он вновь повернулся к Адамсу. – Это как с нами. Я свою часть сделал; я умею работать быстро под давлением. А как насчет тебя? Ты точно доживешь до конца своих трех статей?

– Доживу, – сказал Адамс. У меня нормальное сердце, подумал он, и в детстве у меня не было ревматической лихорадки, как у Арлин. Но если бы она была, на меня бы давили все равно, Верн прав, как они и поступили с Арлин, даже если бы это убило меня; главное, чтобы я умер после того, как сделаю им работу. Он почувствовал слабость, бессилие и печаль. Наша фабрика лжи, подумал он, требует от нас многого; может, мы и правящая элита, но мы не сидим сложа руки. Даже самому Броузу приходится без устали работать. И это в его-то возрасте.

– А почему Арлин не получила искусственное сердце, артифорг? – подал голос Роберт Хиг, ошеломив этим всех присутствующих. Он говорил словно извиняясь, но вопрос и впрямь был хорошим.

– Сердец не осталось, – пробурчал Броуз, раздосадованный тем, что Хиг вступил в разговор. Тем более таким образом.

– Насколько я понимаю, как минимум два… – Хиг попытался продолжить, но Броуз резко оборвал его.

– Не осталось свободных, – уточнил он.

Иными словами, понял Адамс, они физически существуют на том подземном складе в Колорадо. Но они для тебя, неповоротливый, слюнявый, сопливый, гниющий и старый мешок с жиром; тебе нужны все искусственные сердца, что только существуют, чтобы поддерживать функционирование своего трупа. Очень жаль, что мы не можем воспроизвести тот процесс, что разработал единственный лицензированный довоенный производитель… очень жаль, что мы не можем выпускать сердце за сердцем сами, в цехах Агентства здесь, или хотя бы выслать по кабелю заказ в один из танков побольше, чтобы они собрали нам партию.

Черт, и ведь мы можем произвести здесь сердце, подумал он. Но это будет имитатор сердца; оно будет выглядеть как настоящее, биться как настоящее… вот только при попытке хирургически его вживить обман вскроется, как вскрывается все, что мы делаем. И этим жизнь пациента не продлить.

То, что мы производим, осознал он с горечью, не сможет продлить жизнь даже на секунду. Это многое говорит о нас и о нашей эффективности. Господи боже. И чувство печали в нем все росло; все тот же огромный и ужасный внутренний туман грыз его, пока он стоял в этой переговорной комнате в Агентстве рядом со своим коллегой и близким другом Верном Линдбломом, и со своим работодателем Стэнтоном Броузом, и с этим ничтожеством Робертом Хигом, который, как ни поразительно, задал единственный точный вопрос; молодец, Хиг, подумал Адамс. Молодец, что осмелился об этом спросить. Никогда ведь не скажешь; нельзя списывать человека со счетов заранее, каким бы бесцветным, пустым и продажным он ни казался.

Линдблом тяжело и неохотно, но все-таки вернулся наконец к столу с новенькими артефактами. Он заговорил – медленно и заторможенно, как-то механически, без души:

– В любом случае, Джо, поскольку Рансибл немедленно сделает радиоуглеродный анализ находок, то недостаточно, чтобы артефакты выглядели шестисотлетними. Они должны быть шестисотлетними.

– Вы понимаете, – обратился Броуз к Адамсу, – что иначе мы бы не просили Верна изготовить артефакты «с иголочки»? Как и ваши статьи в журнале, их необходимо искусственно состарить. Как видите, пока это не сделано.

Адамс вынужден был согласиться с Броузом – старение подделывать нельзя, иначе Рансибл мгновенно раскроет подделку. Выходит… выходит, что это правда. Он сказал:

– Ходят слухи. Относительно чего-то вроде временно́го ковша. Мы слышали их, но не были уверены, да и не могли быть.

– Да, ковш доставит их в то время, – сказал ему Броуз. – Он может отправлять предметы в прошлое, но не может ничего оттуда забрать; это дорога в один конец. Вы знаете, отчего так, Верн? – повернулся он к Линдблому.

– Нет, – ответил Линдблом. Адамсу же он пояснил: – Это оружие, и его уже во время войны разработала одна относительно небольшая фирма из Чикаго. Советская ракета накрыла фирму вместе со всем ее персоналом; и теперь у нас есть ковш времени, но мы не знаем ни как он работает, ни как воспроизвести его.

– Но он работает, – сказал Броуз. – Он может отправлять в прошлое небольшие предметы; мы положим в ковш эти артефакты, черепа и кости, все, что есть на столе, одно за другим; дело будет глубокой ночью на земле Рансибла в южной Юте – и с нами будут геологи, которые подскажут, на какую глубину их закладывать, и команда лиди, чтобы рыть. Все должно быть сделано крайне точно, потому что если мы