– Какой красивый дом! – восхитилась Полина, идя к крыльцу.

Я вынырнула из мрачных мыслей, потянула на себя тяжелую дверь.

– Мы его долго строили, старались сделать уютным. Секундочку, свет зажгу.

Под потолком вспыхнула яркая лампа, в ту же секунду из коридора вылетела Мафи, подпрыгнула до уровня моего носа, лизнула в лицо, упала на четыре лапы, вновь взвилась вверх, запечатлев поцелуй на шее Полины, и вихрем унеслась в сад.

– Кто это? – взвизгнула гостья, вытирая ладонью подбородок.

– Собачка, – сказала я. – Не бойся, она не злая, просто слишком энергичная, в ней бушуют гены охотничьего пса, энергии через край.

– Ой, мама! – заголосила Полина и попыталась встать между шкафом для одежды и стеной. – У вас свиньи живут? До смерти их боюсь, меня в десять лет у бабушки в деревне хряк едва не затоптал. Заикалась три года, мама меня по врачам затаскала.

– Это мопсы, – обиделась я, – Киса и Роза. Присмотрись внимательно, разве поросята покрыты шерстью?

– Нет, – сказала девушка и осеклась. – А там кто?

– Афина. Она большая, но очень тихая, не то что…

Договорить я не успела – в прихожую снова влетела Мафи, держа в зубах мужской ботинок размера этак сорок пятого. Пагль бросил его мне под ноги и удрал. Я присмотрелась к подарку. Где собака взяла обувку? Может, порылась в помойке? Хотя кто же станет выбрасывать почти новую вещь из кожи крокодила! Может, Игорь решил полежать на раскладушке в саду, а псинка стащила ботинок хозяина? Сразу два унести не смогла и сейчас небось полетела за вторым.

Я отвела Полину в столовую, познакомила ее с Анфисой и услышала тихий сигнал мобильного. Меня разыскивал Дегтярев.

– Почему Николай сказал, что у меня неважное чувство юмора? – спросил он.

– Понятия не имею, вероятно, ты не очень удачно пошутил, – предположила я.

Александр Михайлович стал потихоньку закипать.

– У нас с новым начальником не те отношения, чтобы шутить. Он столкнулся со мной в коридоре, странно поглядел и заявил: «А вы, полковник, оказывается, шутник. Но ваш юмор весьма груб». И дальше потопал. Фразу произнес таким тоном, что стало ясно: он обижен насмерть. Не понимаю, в чем дело.

– Ты мог с кем-то пооткровенничать, покритиковать нового шефа, а коллега выслушал тебя и наябедничал новоиспеченному боссу, – пояснила я. – Или поспорил с ним на совещании.

– В моем отделе доносчиков нет и никогда не было, – отрезал Дегтярев. – С Николаем мы ничего не обсуждали, он противник общих собраний, ввел новый стиль руководства – компьютерный. Велел всем приобрести ноутбуки и завести там почту. Мол, будет подчиненным, как он выразился, брифы рассылать. Ты, часом, не в курсе, что за зверь такой?

– Бриф? – уточнила я. – Письмо, задание.

– А-а-а… – протянул Александр Михайлович. – Весело заживем, однако! И еще сказал, что нужно, чтобы в компьютере у всех имелся… черт, слово забыл, простое такое… Скальп!

– Может, скайп? – старательно сохраняя серьезность, спросила я.

– Точно! – обрадовался полковник. – А это как понимать? За каким шутом эта фигня нужна?

Я не удержалась от замечания:

– Неужели ты, возглавляя такой серьезный отдел, совсем ничего не знаешь о программе скайп и прочих компьютерных радостях?

– Мне это неинтересно, – возразил полковник. – И не нужно. Если по работе возникает вопрос, связанный с Интернетом, я велю Геннадию им заниматься. Я предпочитаю живое общение с людьми. Наш новый шеф просто ребенок, не наигрался еще в машинки, а я из-за этого, как идиот, должен ему эсэмэски посылать. Потому что, цитирую дословно его речь: «Нехорошо жить птеродактилем, когда на дворе двадцать первый век. Я вас всех научу современным технологиям, вытащу из тьмы пещеры на вершину небоскреба».

Я удивилась. Александр Михайлович только что вспомнил Гену, талантливого айтишника, вежливого человека, готового до бесконечности объяснять неофитам, как пользоваться дарами научно-технического прогресса. Почему Дегтярев не пошел со своими проблемами к Геннадию, а позвонил мне? Да, я освоила сенсорный телефон, общаюсь по скайпу со своими родными, живущими в Париже, отправляю и получаю емайлы, но это все. Меня нельзя назвать продвинутым пользователем, я овладела всего парой-тройкой операций.

– Я прекрасно жил до сих пор в своей неандертальской пещере, нельзя меня насильно осчастливить, – злился приятель. – И, как назло, Генка в отпуск ушел. Вместо него временно прислали детсадовку какую-то. Выглядит девчонка моложе Маши на тринадцать лет, причесана отвратительно. По-моему, она голову никогда не моет. Сидит у компьютеров, все время кофе хлещет, печенье ест и умничает. Спросил у нее: «Вы умеете пользоваться таким телефоном, где пальцем по экрану водить надо?» Она на меня поверх своих очков взглянула, скорчила рожу: «Прикалываетесь, да? Скорей уж я заторможу при виде ископаемого со шнуром, который у вас в кабинете на столе громоздится. Правду говорят, что он из цельного куска камня вытесан и вам его лично изобретатель Эдисон подарил?» Нет, какова нахалка! Не понимает, что с начальником отдела разговаривает, или просто идиотка? Похоже, безобразница хорошая пара нашему новому боссу – тот птеродактилей упоминает, и Генкина замена об ископаемых речь завела. Правда, она работает отлично, претензий по службе к ней нет.

Ну, теперь мне стало ясно, почему полковник не получил консультацию у специалиста, а обратился ко мне. Геннадий отдыхает, временно же сидящая в его протертом кресле девочка слишком молода, ей любой человек старше двадцати пяти кажется египетской мумией. Охотно верю, что Дегтярев для нее – представитель каменного века. Она не шутила по поводу Томаса Эдисона, который, кстати, умер в тысяча девятьсот тридцать первом году и теоретически мог преподнести телефон в подарок родителям Александра Михайловича.

– Так что теперь у нас новая мода, – продолжал кипеть Дегтярев, – большой босс с экрана руководить рабочим процессом будет. Мне он перед обедом СМС написал: «Где отчет по делу Спиридонова? Сообщите, где вы?» И сникерс поставил, с ухмылкой.

– Смайлик, – поправила я.

– Я сообщил ему в ответ: «Отчет давно вам сдан. Пошел в столовую». И, чтобы этот прогрессивный больше меня птеродактилем не называл, тоже припечатал рожу. Вернее, поставил ее вместо слова «столовая». Вот ведь кретин! Вместо того чтобы на собственном столе порыться и найти папку с бумагами, которая третий день перед его носом пылится, он сникерсы рассылает!

– Смайлики, – вздохнула я.

– Замолчи, – приказал приятель. – И объясни, почему шеф меня грубияном обозвал? Мы с ним почти не общались.

Так мне молчать или говорить? Дегтярев, похоже, здорово разозлился.

– Кстати, ты получила мои сообщения? Теперь я тоже сникерсами обзавелся, – продолжал полковник.

Я вспомнила полученную от него картинку-какашку, захихикала и вдруг сообразила: Александр Михайлович пока не очень разобрался в смешных изображениях. Вдруг он послал начальнику нечто неподобающее?