– Ничего, Танечка, ждать осталось не так уж долго. Выйдете замуж, а там уж оторветесь. Только мужу не позволяйте вами командовать.

Таня беспомощно улыбнулась и сунула в рот еще одно печенье. Ей опять позвонили.

– Иду! – бросила она в трубку. – Знаете, Ия, после разговора с вами я вдруг подумала: может, я вовсе и не такая уж уродина. Это дорогого стоит. И фигура у меня классная… Словом, моя самооценка здорово повысилась после разговора с вами. Спасибо!

– Я рада. Значит, через пять дней жду вас на примерку.

– Через пять? Так долго…

– Раньше не получится, у меня много заказов.

– И вы со всеми заказчицами так возитесь?

– Ну, как вам сказать. Просто не всем это нужно.

– Вы чудо!

– Ийка, чего она такая зашуганная?

– Да папаша у нее, похоже, идиот и самодур. Совершенно заклевал девчонку, внушил ей, что она уродина…

– Убивала бы таких…

– Между прочим, моя мама тоже внушала мне, что я уродина. Алинка красавица, а я жердь… Родители частенько взращивают в детях комплекс неполноценности. Им кажется, что они желают детям добра, хотят видеть их более совершенными, а те потом всю жизнь этим комплексом мучаются. Если бы не Алинка, может, я тоже была бы такая зашуганная…

– Да тебе-то что шугаться, ты красавица, и мужики не переводятся… Вон как сияешь.

Ию и впрямь буквально распирало от счастья и восторга. Вчера вечером Владислав Александрович приехал к ней и остался до утра. У нее не было подруг. А так хотелось поделиться с кем-то. Со старшей сестрой она могла поделиться чем угодно, но только не этой радостью. Не скажу же я ей, что сплю с ее бывшим любовником, тем более что она хотела его вернуть. Единственная закадычная подруга Авива давно уже живет в Израиле, а по скайпу как-то не получается вести задушевные беседы. И вдруг ее словно обожгло – а как же Миша? Он ведь в какой-то момент обязательно приедет. Как он там, бедный? В новостях все время говорят, что вода в Амуре только прибывает. А он там спасает людей. Он вообще такой, спасатель… И меня спас. Ее вдруг залило теплом. Миша… Я, кажется, скучаю по нему… Господи, при чем тут Миша? Я же люблю Владислава Александровича, моего Влада… Но у нее никак не получалось говорить ему «ты», даже в постели. А он смеется и требует, чтобы я говорила ему «ты». «А то я чувствую себя каким-то почтенным старцем!»

И я совсем больше не боюсь, когда он снимает очки. У него такие добрые, близорукие и такие красивые глаза, в них отражается такая нежность, когда он на меня смотрит. Мне так хорошо оттого, что он со мной. И немножко оттого, что где-то далеко есть Миша… Неужели можно любить двоих? Эх, поговорить бы с Марией Евграфовной. Но звонить ей мне неудобно. Что я ей скажу? Знаете, я переспала с Голубевым, я его люблю, но еще немножко люблю Мишу? Бред! Но если я буду держать это в себе, меня просто разорвет! А может, поехать к Авивке? Она давно зовет, и отдохнуть недельку у теплого моря не мешает. Авивке можно рассказать все. Я так и слышу, как она мне говорит своим удивительным низким голосом, похожим на звучание контрабаса: «Тут все элементарно, мадемуазель! Ты просто сучка в период течки!» Авива работает ветеринаром, и все ее сравнения из мира животных. В детстве мы с ней собирали всех шелудивых котят и собак в округе, но относили их к ней, так как меня в дом с живностью просто не пустили бы. Авива как-то с детства понимала, как их выхаживать. Врожденный дар ветеринара. И сейчас в Тель-Авиве у нее большая практика. Хочу к Авиве в Тель-Авив. Правда, она всегда говорит, что раньше октября в Израиль лучше не соваться, жарко. А что, я уже три года не была в отпуске, имею право. Надо до октября разобраться с заказами, а новых пока не брать, высвободить себе недельку… Ох, а как же я без Голубева? А вдруг он захочет со мной поехать? Вот было бы классно! Хотя нет, если он будет со мной, я не смогу много общаться с Авивкой. Да ну, скорее всего мне просто не удастся вырваться. Работы так много, и нельзя ею пренебрегать… Я тут на днях прочла в каком-то журнале, что, когда один из супругов бросает другого, виноват тот, кого бросили. Какая-то артистка разразилась житейской мудростью. Чушь собачья! Бред самонадеянной бабенки. Чем я виновата в том, что меня бросил муж? Тем, что у меня денег меньше, чем у дочки олигарха? Да о чем я вообще думаю? У меня сбылась хрустальная мечта детства – меня полюбил Голубев! Он не может на мне жениться? Подумаешь, большое дело! Главное – он со мной. Я просыпаюсь иногда, а он спит рядом! Я смотрю на него спящего и не верю себе… А что это значит? Только одно – я самая счастливая женщина на свете, и гори оно все синим пламенем!

Что я наделал, думал Владислав Александрович. Да, я кажется и впрямь люблю эту женщину, но что я могу ей дать, кроме себя самого, а это не такой уж подарок… Я не могу на ней жениться, а ей нужна семья, ребенок, она нормальная женщина, прекрасная хозяйка, ей нужно гнездо, птенцы, над которыми она будет хлопать крыльями. А я? Я не хочу гнезда, не хочу птенцов, я вольный орел… Хотя какой я, к чертям, орел? Так, кукушка. Кстати, по-немецки кукушка мужского рода. Дер Кукук! Я вольный Кукук! Сына подбросил родителям и летаю себе… «У жирафа вышла дочь замуж за бизона». А я даже не бизон, я кукук. Довольно уже общипанный кукук. А жирафики, они млекопитающие… И что птице делать с млекопитающим?

Так он пытался защититься от своей любви, от этого терзающего его чувства, от желания ни на минуту не расставаться с Ией. От нежности, переполнявшей его, когда он смотрел на нее. От влюбленного взгляда огромных карих глаз с невероятно длинными ресницами. А вкус ее поцелуев, а кожа, шелковая, как шкурка юного жирафенка. Все эти мысли и чувства донимали его, мешали жить и работать.

Позвонила Нина.

– Влад, надо поговорить.

– Что-то случилось, Ниночка?

– Нет, просто есть задумки новой программы, хотелось бы обсудить. Надо встретиться. Давай увидимся в кафе.

Он удивился. Одно время он частенько бывал у нее. Видимо, она что-то поняла. И ведет себя на удивление деликатно. Она умна. И не хотелось бы портить с ней отношения. Она может быть хорошим другом. Хотя она, кажется, любит меня… Господи, я сошелся с ней, что называется, с горя, а теперь приходится расхлебывать. Идиот, тебе уже пятый десяток, а скачешь из постели в постель… Стыдно, господин Голубев.

Ия никогда не звонила Голубеву. Он сам звонил ей довольно часто и присылал нежные эсэмэски. Она с восторгом отвечала, но сама не была инициатором переписки. Боялась быть назойливой, боялась ему надоесть. И каждый день повторяла как заклинание: сбылась моя мечта, и даже если больше ничего не будет, все равно… Главное, что я услышала от него признание в любви.

На примерку Таня приехала с отцом. Ия увела девушку в примерочную.

– Ой, я не знаю, боюсь, он будет во все лезть. Он в самую последнюю минуту сказал, что хочет поехать со мной.

– Ничего страшного. А может, вашему папе еще все понравится.

– Да, как же… Он ничего не понимает, у него вообще нет вкуса.