Даже некоторые германские евреи, покинувшие родину в 1930-е годы, на удивление прагматично относились к проблемам побежденной Германии, куда вернулись как новоиспеченные американцы. Питеру Зихелю было двенадцать лет, когда в 1935 году принимали Нюрнбергские законы.[206] Он вспоминал, как мать предупреждала: «Всех евреев скоро убьют», но большинство друзей считали ее сумасшедшей. Родители отправили его в британскую школу, спустя три года им также удалось бежать из Германии.[207]

В 1941 году Зихель переехал в США, после событий в Пёрл-Харборе записался в армию добровольцем. Во время войны он служил в УСС – Управлении стратегических служб, предшественнике ЦРУ. Его задача заключалась в том, чтобы вербовать немецких военнопленных для разведывательных заданий. К концу войны он, получив капитанское звание, возглавил отдел УСС 7-й армии США в городе Гейдельберг. Вскоре Зихель столкнулся с тем, что любые попытки преследовать по закону низшие нацистские чины остаются без внимания. «Наша задача состояла в том, чтобы ловить сотрудников спецслужб, высокопоставленных эсэсовцев и крупных чиновников, – говорил он и добавлял, пожимая плечами: – Только не спрашивайте, кого мы ловили и как».

На конференции в Лондоне годом ранее Зихель сообщил начальству, что теперь, когда война выиграна, можно не беспокоиться о возможных интригах закоренелых нацистов. «Это же не Первая мировая, – пояснил он. – Все прекрасно знают об их отвратительных злодеяниях. Пусть прячутся, если хотят; вряд ли от них стоит ждать проблем». Он добавил, что его бывшие соотечественники хорошо воюют в группе, но не сильны в одиночном бою. Зихель оказался прав. Опасения, что подразделения «Вервольфа»,[208] которые готовили к партизанской войне против союзников, могут оказаться серьезной угрозой, быстро развеялись.

Вскоре после поражения Германии Зихеля перевели в Берлин, где он продолжил свою тайную работу в УСС, а позднее в ЦРУ. В 1950 году он возглавил берлинское подразделение. Его приоритетами были сбор разведданных о русских, а также поиск и защита немецких ученых и инженеров от похищения и принудительной работы на СССР. Многим ученым, какими бы разработками они ни занимались прежде, помогли перебраться в Западную Германию, откуда некоторых из них отправили в США. «Они ведь сами не воевали за нацистов», – оправдывался Зихель.

Что до военных преступников, он сказал: «Может, ужасно так говорить, но, если честно, мне нет до них дела. Моей философией всегда было, что преступника надо пристрелить и поскорее о нем забыть. Лучше избавиться от негатива и смотреть вперед, не оглядываясь в прошлое». Зихель верил, что Нюрнбергский и другие судебные процессы решили проблему нацизма.

* * *

Новые хозяева Германии, однако, так не считали. 10 мая 1945 года президент Трумэн подписал соглашение, предлагавшее весьма амбициозный проект «денацификации» германского общества.[209] «Все члены НСДАП, которые были больше чем номинальными участниками ее деятельности, и все другие лица, враждебные союзным целям, должны быть удалены с общественных или полуобщественных должностей и с ответственных постов в важных частных предприятиях»,[210] – гласил текст соглашения. Он также определял категории преступников, которым отныне было запрещено в соответствии с этими условиями занимать должности, и охватывал весьма широкий круг сторонников Третьего рейха.

С необходимостью денацификации согласились все четыре державы: США, Великобритания, Франция и Советский Союз. Отныне немцам при устройстве на работу приходилось заполнять позорную анкету из 131 вопроса на всевозможные темы: от состояния здоровья до прошлых политических предпочтений; затем дела тех, кого отстранили от государственной или коммерческой службы, разбирала специальная комиссия. Немецкий писатель Эрнст фон Заломон позднее опубликовал сатирическую книгу «Анкета», где дал насмешливые ответы на каждый из вопросов о роде его занятий в нацистскую эпоху.

Однако перед победителями встала серьезная и даже пугающая проблема: что делать с людьми, которые в большинстве своем пошли за нацистами? В НСДАП входило восемь с половиной миллионов человек – их дела сохранились благодаря работнику бумажной фабрики в Мюнхене, который вопреки приказу не уничтожил документы.[211] Еще больше сотрудничало с разными нацистскими организациями. Если уволить всех, кто так или иначе служил Третьему рейху, работать будет просто некому. Ноэль Аннан, старший офицер разведки британской зоны оккупации, написал по этому поводу то, что и так знали даже самые горячие сторонники денафикации: «Демократия в Германии не смогла бы родиться без щипцов денацификации, но крайне важно было при этом не убить ребенка».[212]

Немцы послушно принялись заполнять анкеты, а победители едва справлялись с горами бумаги. Американцы самонадеянно велели пройти анкетирование всем лицам старше восемнадцати, и к концу 1946 года у них скопилось более 1,6 миллиона опросников, что привело к увольнению 374 000 нацистов.[213] Но неизученными оставались еще миллионы дел, армия США просто не успевала обрабатывать документы. По словам генерала Люсиуса Д. Клея, военного губернатора американской зоны оккупации, «мы и за сто лет не управились бы».[214]

В конце концов он пришел к выводу, что денацификация должна «быть сделана немцами». Это совпадало с его желанием побудить тех, кто не запятнал себя сотрудничеством с нацистами, постепенно брать на себя ответственность за происходящее в стране.[215] Были сформированы специальные суды – Spruchkammern, которые в общем-то не имели формальной юридической силы, однако могли выносить вердикты и определять подсудимого в одну из групп: «главные обвиняемые», «обвиняемые», «второстепенные обвиняемые», «соучастники», «невиновные».[216]