На этот раз в Болгарии Миша встречался с каким-то очередным богатым заказчиком-коллекционером, желавшим во что бы то ни стало заполучить себе подлинник Вермеера. Я в переговорах не участвовала – Мишины клиенты, по понятным причинам, не очень-то желали светиться, – и отправилась вместо этого бродить по антикварным лавчонкам.

Я ходила по вымощенным брусчаткой улицам Софии, сворачивала в узкие переулки, заглядывала в магазинчики. Сливалась с праздношатающейся туристической толпой.

Все здесь было каким-то двуликим: с одной стороны – европейским, гладенько выстриженным, с другой – это все же была восточная Европа, носившая на себе отпечаток советскости. Мне же, вкусившей уже веселого европейского мира дорогих отелей, никаких напоминаний о Родине вовсе не хотелось. Впрочем, мой рейд по антикварным лавкам и не предполагал никаких ностальгических настроений.

Опыт общения с Мишей уже убедил меня, что здесь, среди россыпей копеечных безделушек, салфеток, часов, подстаканников, подсвечников и брошей можно было иногда откопать вещи редчайшей ценности, о которой владельцы их порой даже не подозревали. Я же успела за эти годы довольно хорошо поднатореть в определении по малейшим признакам хотя бы примерного времени производства и истинной стоимости вещи.

В лавчонке, в которую меня занесло, кисло пахло проржавевшим металлом, пылью и слежавшейся тканью. Хозяином ее был жилистый востроносый старик, так и сновавший по узкому помещению туда-сюда, ловко лавируя между стеллажей и застекленных витрин с товаром. Я как обычно строила из себя капризную, богатую и совершенно безмозглую туристку, щебеча:

– Ах, я так люблю старину! В этих вещах столько энергии! Не то что современные пустышки! Конечно, платить приходится дороже, но я своему мужу так и говорю: ты же не хочешь, чтобы я носила этот ширпотреб! У уникальной женщины должны быть уникальные украшения.

– Вы совершенно правы! О, как вы правы! – суетился вокруг меня хозяин.

Я увидела по его заблестевшим глазкам и хищно навостренному носу, что он повелся на мой спектакль: обрадовался, решил, что заполучил тупоголовую и охочую до антикварных побрякушек клиентку, которую легко будет обвести вокруг пальца, загнав втридорога любую чепуху.

– Вы знаете, здесь, в магазине, выставлены вещи, так сказать, для широкого круга. Если же вас интересует что-то более ценное, уникальное, – ноздри старика, пергаментно-тонкие, в разбегавшихся красных прожилках, хищно трепетали, – разрешите я провожу вас в мою кладовую и покажу по-настоящему интересные предметы.

– Ах, ну конечно! – так и взвизгнула я.

Он провел меня за прилавок, затем – через дверной проем, занавешенный какими-то бамбуковыми занавесями, и наконец – во внутреннюю комнату.

Здесь запах пыли и лежалого товара был еще сильнее.

Старик усадил меня в кресло, сам же, кряхтя, подтащил маленький деревянный табурет, вскарабкался на него и принялся открывать сейф, устроенный почему-то очень высоко в стене, почти под потолком.

Миша непременно постарался бы уследить за его движениями и запомнить код – просто так, на всякий случай, по старой профессиональной привычке. Я же подчеркнуто смотрела в другую сторону.

Старик принялся вытаскивать из сейфа и расставлять передо мной на столе узкие деревянные ящички, обитые изнутри вытертым сафьяном. В специальных углублениях на дне разложены были старинные ювелирные украшения. По большей части – как оценила я быстрым взглядом – современные подделки под старину или вещи двадцати-тридцатилетней давности. Я тем не менее принялась восторженно перебирать побрякушки, подносить к ушам серьги, примерять кольца, пропускать сквозь пальцы цепочки. Нарочно останавливала внимание то на откровенных подделках, то на изделиях, обладающих какой-никакой ценностью, чтобы убедить старика, что не разбираюсь в антиквариате совершенно. Он к этому времени уже окончательно распетушился, принялся уговаривать меня приобрести у него кольцо с аметистом, со всей горячностью убеждая, что ему чуть ли не сто лет. Я вертела кольцо в пальцах, продолжая рассеянно разглядывать украшения.

И вдруг…

У меня моментально все сложилось в голове. Я поняла, что вот он – мой шанс. Счастливый случай, который поможет мне отделаться от Миши. От этого гребаного рыжего бандюгана, державшего меня за полную идиотку, использовавшего в свое удовольствие и, в случае чего, способного сдать меня без малейших сожалений. Боже, как я мечтала тогда сбежать от этого ублюдка и обеспечить себе независимость, по крайней мере на ближайшие несколько лет!

И вот оно… лежало передо мной… сокровище, способное помочь мне раз и навсегда разделаться с Брискиным.

В одном из ящиков, среди других сережек, колечек и браслетов, валялись с виду ничем особенно не примечательные серьги. Бриллиантовые, да, но не особенно тонкой работы, грубоватые и не слишком изящные. Я и внимания на них не обратила бы, не изучи я за эти месяцы множество подпольных каталогов некогда утерянных ценностей, за находку которых коллекционеры готовы отдать любые деньги. И фотографию этих серег – плохую, размытую, зернистую – я там определенно видела.

Я и виду не подала, что серьги меня заинтересовали. Продолжала разглядывать кольцо, поворачивать его на пальце то так, то эдак и наконец тряхнула головой:

– Беру!

Старик засуетился, нырнул куда-то под стол и вытащил на свет потертую бархатную коробочку, куда тут же принялся услужливо запихивать выбранное мной украшение. Я же, отсчитав деньги, продолжала разглядывать содержимое ящичков и как бы невзначай вытащила те самые серьги.

– Ой, а это что? Какая прелесть!

– О-оо, это уникальные серьги, – затараторил старик. – Вы знаете, они принадлежали Мерилин Монро. Она снималась в них в фильме «Джентльмены предпочитают блондинок»…

Хозяин лавочки нес обычную для таких случаев пафосную чушь, а значит, об истиной цене серег даже не подозревал.

Ясное дело, никакой Мерилин Монро они никогда не принадлежали. Да и не могли бы принадлежать.

Эти серьги с 1945 года считались безвозвратно утраченными и фигурировали лишь в каталогах коллекционеров. Серьги работы XIX века, платина и бриллианты. Принадлежали семье Ротшильдов, передавались по наследству от матери к старшей дочери. В сорок первом году в числе прочих сокровищ семьи (полотен Веласкеса, Гойи, Ван Дейка, Сезанна, жемчужных ожерелий, колец, брошей, подвесок и так далее) они были извлечены из сейфа «Банка де Франс» рейхсмаршалом Герингом и вывезены из оккупированной Франции в неизвестном направлении.

После войны сокровища Ротшильдов так и не были найдены. Но среди коллекционеров, черт знает каким образом разжившихся описью (даже с фотографиями) вывезенных ценностей, ходили упорные слухи, что часть сокровищ с тех пор так и гуляют где-то по свету, всплывая в самых неожиданных местах. И было очень похоже на то, что именно мне по счастливой случайности выпал шанс наткнуться на одно из них. Сколько могли стоить эти серьги – даже представить было страшно. Уж на билет до Лондона, аренду жилья и заключения договора со студией звукозаписи хватило точно бы с лихвой.