Это не стало для меня полной неожиданностью. Библиотека британской истории уже давно испытывала трудности. Мы зависим от частного финансирования, и хотя администрация библиотеки обращалась за правительственными грантами, они так ничего и не получили, кроме отказа. Я теперь буду говорить «они», «мы» уже не подходит. Итак, «им» пришлось продать в прошлом году одну из наших коллекций, и это принесло много денег, но так и не исправило ситуацию. Директор сообщил мне, что они решили закрыть весь нижний этаж, и, разумеется, именно там я и работала. Там хранятся книги по истории позднего Средневековья. Директор с доброжелательной улыбкой уверил меня, что эту коллекцию не продадут, и добавил, словно пытаясь утешить, что если я когда-нибудь захочу взглянуть на любую из книг XVI века, то трудностей с «предоставлением доступа» не возникнет.

Меня предупредили за месяц, который должен был закончиться за неделю до Рождества. Это очаровательно. Мне заплатят за этот месяц, но предпочитают, чтобы я ушла в конце недели. Когда я очнулась от шока, то могла думать только о том, как я буду выплачивать взносы за квартиру. Мне придется найти другую работу, но я не знала, с чего начать. Компании или местные власти, которые финансируют библиотеки, не стоят на коленях, умоляя безработных прийти и поработать у них. Но я начала искать новую работу вечером своего последнего дня в библиотеке, отметив все возможные варианты из пяти колонок вакансий и отправив свои резюме в десять мест (из них восемь были совершенно бесперспективны).

Позвонила мама. Единственным решением, которое она могла предложить, когда я ей рассказала, было бросить квартиру и переехать жить к ней в Онгар. На тот случай, если вы не знаете – а почему вы должны знать? – Онгар – это хорошенькая деревушка в пригороде, которую обслуживают поезда под управлением добровольцев; их надо ловить в Эппинге. Нет нужды говорить, что в Онгаре нет работы, оттуда не ходят автобусы в те места, куда может захотеться поехать, и там нечего делать по вечерам. Когда два года назад умер мой отец, он оставил все моей матери – дом, апартаменты на Коста-дель-Соль, много денег (триста тысяч – это большая сумма для меня). Мне не досталось ничего. Я бы поразилась, зная свою удачу или ее отсутствие, если бы он хоть что-то мне завещал. Несомненно, он считал, что у меня все в порядке. Я молода, у меня есть работа и собственная квартира. Но иногда я думала, что мама не сильно пострадала бы, если бы отдала мне, скажем, тысяч пятьдесят. Но она этого не сделала. Думаю, это не пришло ей в голову.

Расстроившись из-за увольнения, я забыла о жемчуге и нашла его только потому, что не могла вспомнить, как переставить время на микроволновке, а инструкция лежала в том же выдвижном ящике. Когда я поставила время на часах, я открыла футляр с ожерельем, посмотрела на него и попыталась представить, во сколько его оценят. Если даже всего в пять тысяч, это для меня стало бы подарком свыше. Но если ювелир назовет сумму в четыре раза больше, то я бы смогла оплатить закладную. Почему бы мне не отнести его в «Асприз» и не узнать у них? Я могла бы сказать, что Айвор Тэшем мне его подарил, а если они не поверят, то оставить его номер телефона. Но я понимала, что не могу рассчитывать на то, что он подтвердит мои слова. Он мог бы сделать это только в том случае, если бы думал, что я знаю слишком много о том, что произошло в тот вечер, когда погибла Хиби. Но я ничего не знала. Я подозревала его, но не понимала, как он мог быть причастен к этой аварии, и, насколько мне известно, он ни в чем не виноват.

Прошел месяц с тех пор, как я ездила на Ирвинг-роуд. Я три раза звонила по номеру Джерри. В первый раз ответила девушка, не Грания и не Люси. Не знаю, кто она, не назвала своего имени. Я специально позвонила во второй раз поздно вечером, чтобы услышать именно Джерри. У него был усталый голос, и он сообщил, что сейчас с Джастином очень трудно сладить. Его сын перестал говорить, ночью они чаще всего спят в одной постели, но Джастин часто просыпается и будит его криком. Скорее всего, они должны нанять няню, хотя он с трудом может себе это позволить. Джерри уже успел побеседовать с двумя кандидатками, но они, на первый взгляд, вовсе не подходили для этой работы. Девушку, утром ответившую по телефону, зовут Эмили, она подруга Грании, но работает временно, и ей придется уйти, когда начнется семестр в университете. Я спросила Джерри, не могу ли чем-то помочь, но он, как мне показалось, довольно холодно ответил, что его уже завалили предложениями. Дело было не в недостатке помощниц, а в постоянной их смене. Я снова повторила свое предложение, когда позвонила в следующий раз, и он начал разговор с того, что у него нет времени со мной говорить. Он уже уходит из дома, с ребенком остается его мать, а его самого ждет такси. Нет, моя помощь не требуется, большое спасибо. Его мать чудесно ему помогает.

Естественно, я удивилась, куда это Джерри собирается ехать на такси. Я была крайне удивлена тому, что он может позволить себе такси, но, возможно, его повысили по службе и прибавили зарплату. Хиби однажды говорила о том, что ему это обещали. И я немного подумала о несправедливости жизни. У меня нет друзей, практически нет денег, меня уволили, а Джерри Фернал, у которого есть Джастин и дом, он окружен женщинами, предлагающими дружбу и поддержку, поднялся на ступеньку по служебной лестнице и получил больше денег. А теперь, по-видимому, в восемь вечера уезжает из дома на такси на встречу с кем-то – с девушкой? Возможно ли, что он нашел себе подружку, хотя еще не прошло и года после смерти Хиби? Ему следовало встречаться со мной. Я подхожу ему, меня он знает много лет, я дружила с его женой.

Разве ему все равно, что Джастин перестал говорить? Потому что именно так это и выглядит. Я слышала, что так бывает с детьми, потерявшими в раннем детстве мать, а Джерри так легко отмахнулся от этого, словно это не имеет никакого значения. Он даже не думает о том, что за его сыном присматривают одна пустоголовая женщина за другой. Эти, с позволения сказать, няни думают вовсе не о ребенке, а о том, как они выглядят, нравятся ли они мужчинам и с кем бы им переспать сегодня ночью.

* * *

Одежда, которую я привезла с Ирвинг-роуд – я имею в виду те сексуально вызывающие, причудливые наряды, – все еще лежала в чемодане. Я даже не открывала дверцу шкафа, но в тот вечер решила все же разобрать наряды Хиби. Я снова представила себе, как моя подруга, в сапогах и корсете, раскинулась на кровати, а над ней стоит Айвор Тэшем, жадно пожирая ее глазами, и меня снова охватило возбуждение. Полагаю, я представляла себя на ее месте, и мне пришло в голову, что будет, если я отнесу эти вещи Джерри. Почему бы и нет? Дело в том, что мне следовало сделать это в тот же день, когда я разбирала гардероб Хиби. Если бы я тогда показала все то, что нашла на втором этаже, включая жемчужное ожерелье, если бы сказала ему, что это ожерелье куплено не в магазине товаров для дома, а в очень дорогом ювелирном магазине; если бы я сказала, что это очень дорогой подарок одного высокопоставленного мужчины, – он бы понял, какой была Хиби на самом деле. Он бы понял, как ему повезло, когда он от нее избавился.

Наступило Рождество, и, как всегда, все остановилось. Перестали разносить письма, за исключением рождественских открыток, поэтому не было ответов на мои заявления о приеме на работу. Я поехала в Онгар, чтобы провести с мамой то, что она называет «празднествами». Когда она это предложила, я спросила, почему бы нам вместе не отправиться в ее дом в Испании. По крайней мере, там будет больше солнца. Она сказала, что выставила дом на продажу, поскольку не может за него платить, и уже получила предложение, поэтому об Испании лучше забыть. Рождество в Онгаре обычно бывает мрачным, но на этот раз было еще хуже, так как мать каждые несколько минут говорила о том, что меня ждет. И это было ужасно. Я буду жить вместе с ней, осталось только обустроить комнату в ее доме. А что она преподнесла мне на Рождество… Это был лиловый костюм, который навсегда вышел из моды примерно лет тридцать назад. И эта одежда была полной противоположностью той, что хранилась у меня в чемодане Хиби. Я вернулась в Лондон на следующий день и привезла с собой пять фунтов мяса самой крупной индейки, которую когда-либо пытались вместе съесть два человека. И все-таки это была еда, на которую мне не пришлось тратить деньги.