Вертолет снова становился послушным!

Екимов, еще окончательно не веря в спасение, стал осторожно, не спеша, но уверенно выводить боевую машину в нормальный горизонтальный полет и первым делом проверил показания приборов. Они, как по команде, показывали «норму»! Только теперь майор облегченно вздохнул и почувствовал, как расслабляется напряженное тело.

Спасены!

За стеклами вертолета снежные склоны, ядреный мороз, а с него ручьями стекал пот, застилал глаза, катился по щекам, по шее, по спине, словно майор в полном зимнем обмундировании оказался в парной бане. А сердце счастливо бухало в груди. Протер глаза кулаком. Очухался. Отдышался. Двигатели работали уверенно и наполняли кабину радостным и приятным гулом. А Екимов дотошно анализировал каждый момент сложной ситуации.

— Что случилось? Что случилось? — запрашивали с земли. — Отвечайте! Отвечайте!

— Теперь все нормально! Справились сами. Разрешите продолжать полет?

— Разрешаю.

А в голове звучал один единственный вопрос, на который Екимов не находил вразумительного ответа: «Так что же все-таки произошло?»

Этот вопрос прозвучал в наушниках. Его задал штурман дрогнувшим от пережитого волнения голосом.

— Сначала подумал, что отказало управление, — ответил Екимов, размышляя вслух, — а потом мне вдруг показалось, что возникли нелады с автоматом перекоса.

— И что же было на самом деле? — допытывался Зайцев. — Может «подхват»?

«Подхват»? — мысленно повторил Екимов, и только теперь все стало ему ясно. Как же он раньше об этом не догадался? Вот что они пережили! И вслух произнес:

— Боюсь, что да!

— Это был «подхват», командир? — переспросил штурман.

— Попал в самую точку.

— Самый настоящий?

— Да, Шура, — подтвердил Екимов и добавил: — Натерпелся страху по самое горло…

— Главное, что выкарабкались!

— И остались живыми, — вставил слово бортовой техник.

— Ты-то как? — спросил его Екимов.

— Отделался шишками, — признался тот. — Никак не ожидал такого кульбита! Честно говоря, не успел ухватиться руками за что-нибудь, ну и улетел к дальней стенке свой кабины, там и зажало. Черт-те что в голову полезло. Показалось, что всем нам кранты.

— А ты думаешь, у меня поджилки не затряслись? — признался штурман.

В эти радостные минуты Екимов невольно вспомнил, как уже переживал подобную передрягу, как натерпелся страху, впервые попав в «штопор». А теперь этот самый «подхват»… Еще тот сюрприз! Как говорят два сапога, но не пара, поскольку оба на левую ногу…

«В полете — думай о полете!» — этой железной формулы Екимов придерживался безоговорочно и настоятельно советовал то же подчиненным. Но сегодня полет был необычным, исключительным. Он снова и снова вспоминал недавние события, не спеша прокручивал в голове эпизод за эпизодом, припоминал мельчайшие подробности. И чем больше думал и анализировал, тем явственнее вырисовывалась картина нестандартной ситуации.

А ведь такое может запросто случиться с каждым летчиком, кому выпала судьба попасть в горный Афганистан. Никакой страховочной гарантии на этот счет ни у кого нет. Екимов вспомнил, как пару недель назад, в штабе ВВС 40-й Армии, он стал невольным очевидцем серьезного разбирательства вероятных причин, которые привели к гибели экипажа вертолета Ми-8 на этом же перевале. Командиром был летчик 1-го класса, человек опытный, имевший боевые награды. К нему, как военному специалисту, никаких претензий, естественно, не было. Но вертолет разбился, и люди погибли. Пленка радиообмена зафиксировала тревожный голос командира:

«У меня отказало управление!..»

«У меня заклинило управление!..»

А потом — тишина…

Комиссия пришла к выводу, что подвела техника. Но когда были доставлены и исследованы останки вертолета и записи в технической документации, оказалось, что по всем показателям боевая машина находилась в отличном состоянии. И возник вопрос без ответа: с одной стороны — великолепный и опытный летчик, а с другой — вертолет в отличном состоянии. А люди погибли…Что же произошло на самом деле?

Теперь майор Екимов знал, что тогда произошло, какая страшная трагедия разыгралась в горах. Одно слово «заклинило» в том радиообмене убедительно и бесспорно доказывало: вертолет попал в «подхват». В этом Евдокимов убедился сам, испытал его на собственной шкуре. У него тоже «заклинило управление». Еще как «заклинило»! На всю жизнь запомнил.

Да, ему, Екимову, повезло. Здорово повезло! Случайно попал в мощный восходящий воздушный поток и удачно выскользнул из него. Счастливчик! Майор грустно улыбнулся: «случайно попал» и также случайно «удачно выскользнул». Неужели так будет докладывать он о случившемся? И примерно так рассказывать летчикам своей эскадрильи? Нет, нет! Так дело не пойдет, так не годится. Он командир, подчиненные ждут от него конкретных советов, обмена опытом и ясных четких рекомендаций. А у него самого этого опыта с гулькин нос. Майор так и подумал: «с гулькин нос». Хотя, если б у него спросили что-нибудь насчет этого самого носа какого-то загадочного Гульки, то вряд ли Екимов что-либо понятное и вразумительное смог растолковать. Просто существует такая поговорка. И еще Екимов подумал, что нечто подобное и еще более загадочное происходит с «подхватом». Да, он реальность. Он есть, он существует. В него можно запросто попасть. Но главный вопрос состоит не в том, чтобы в него попасть, а в том, как из него, из этого «подхвата» выкарабкаться? Особенно здесь в горах, в районе боевых действий.

И майор Екимов принял решение.

Он с детства был дотошным и настырным. До всего старался докопаться сам, до самой мелочи, чего бы это ему не стоило. Не терпел половинчатости, неопределенности и особенно недоделанности. Любое дело всегда доводил до конца.

Екимов включил переговорное устройство.

— Внимание! Приготовиться! — и тоном, исключающим любое возражение, произнес: — Идет на повтор!

— Опять в «подхват»?! — переспросил штурман, не скрывая тревоги.

— Да!

Спорить и возражать командиру никто не стал, поскольку каждый понимал, что это бесполезная трата сил и времени.

И все началось с самого начала.

Двигатели натужно загудели, увеличивая обороты несущих лопастей. Скорость вертолета стала быстро расти.

Только теперь майор Екимов был уже совершенно другим. Не испуганно-обеспокоенным и тревожно-растерянным, а предельно-сосредоточенным. Он сознательно шел навстречу опасности. Смертельной опасности.

Под винтокрылой машиной и рядом с ней вздымались горы, простилалась холодная, покрытая вечными льдами, безмолвная пустыня. Ослепительно поблескивали льдистые наросты и уплотненный снег. Ничего живого. Даже орлы не забираются сюда, предпочитают летать значительно ниже. Случись что-нибудь, никто не поможет, не спасет. Даже если они и уцелеют, то на такой высоте, на ледяном ветре и ядреном морозе, успеют окоченеть, превратиться в ледяшки, прежде чем к ним долетят спасатели.