увидеться с ним?» – у меня самой папа уже давно не спрашивает, как я, и, если я приеду увидеться с ним, мы не будем разговаривать. Но я собираюсь. Я хочу полную семью.

Останавливаю каршеринг на границе зоны парковки, наш дом находится уже за ней. Открываю переднюю дверцу пассажирского сиденья, моя собака радостно выпрыгивает из машины. Папа уже ждет. Мы приехали немного не в ту точку, о которой договорились, он хмурится. Мы едем в машине, и неловкое молчание – ГОСПОДИ, КАКОЕ ЖЕ НЕЛОВКОЕ, ВЕДЬ ЭТО МОЙ ПАПА, МЫ НЕ ВИДЕЛИСЬ НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ, ПОЧЕМУ Я МОГУ ПРИДУМАТЬ, О ЧЕМ ПОГОВОРИТЬ С ЛЮБЫМ ТАКСИСТОМ, НО НЕ ЗНАЮ, О ЧЕМ ПОГОВОРИТЬ СЕЙЧАС, – наполняет машину.

– Я открою окошко? – Мне хочется выдавить в него это молчание, нашу удушающую чужеродность.

– Зачем? Кондиционер же работает. – Папа убирает пару градусов.

Я не могу спорить. Кондиционер высасывает тяжесть медленно, слишком медленно, так что она не успевает рассеяться, когда мы подъезжаем к дому.

Заходя внутрь, я протираю лапы собаке и думаю, что мы могли бы поговорить о ней. Ведь всегда безопасно обсуждать животных. В коридоре пиликает его телефон, он останавливается, натягивает очки, отодвигает экран на расстояние вытянутой руки, открывает сообщение. Это видео в вотсапе. Мужской голос под полифонический трек рассказывает анекдот. И вдруг папа расплывается в улыбке и начинает смеяться. Я подсматриваю за ним из-за угла, боясь потревожить его, я наблюдаю, как мой папа умеет радоваться.

Все в семье любят эти редкие моменты, когда ты веселый. Ничего особенного не происходит, но именно это и важно. Эта веселость передается, как зевота, мы все начинаем улыбаться и переглядываться: «Смотри, папе весело. Не спугни. Не испорть». Потому что, когда ты недоволен, – это совсем другая история.

– А потом он меня ударил. Это ни в какие ворота! Мама звонила вот, просит вернуться, говорит, отец извиняется. Ха, ну да, конечно! Что же он сам не напишет? Я знаю, что он думает, что я сама напросилась. Если вообще что-то помнит.

Мы с моей одногруппницей Н. сидим на кухне. Взгляд постоянно ловит синяк у нее на руке. На теле есть еще, но именно этот зияет на ее бледной коже так, что невозможно оторваться. «Господи, я бы никогда не простила», – думаю. Но на самом деле у меня никогда не было такого очевидного повода. Мы решаем, что Н. немного поживет у меня, а в итоге наше соседство продлится около года. Второй курс университета, мы будем пить каждый день. Когда разъедемся, Н. продолжит зависать в барах. «Обожаю алкоголь! – будет кричать она мне через липкий стол. – Слушай, а ведь это попахивает плохой наследственностью».

Отцы в моих подругах. Подруги в их отцах. «Да ты вылитый отец!» – говорят мне, стоит показать твою фотографию. Мне хочется ответить: «Да нет, на маму тоже похожа». Но это будет неправдой. Отец во мне. Что от тебя во мне, помимо курносого носа?

Уборка в квартире – каждые выходные. Не просто «разбери вещи с пианино и убери стол», нет – генеральная уборка, когда сначала все поверхности надо протереть мокрой тряпкой, а потом аэрозолем с фиброй. Стекло эффективнее всего вытирать влажной хлопковой футболкой, а потом сухим полотенцем, чтобы не оставалось разводов. Пол после пылесоса быстрее мыть руками, но главное – не переборщить со средством, иначе останутся липкие следы и придется мыть по новой. В такие моменты я ненавидела то, что у нас трехкомнатная квартира. Ты любил запах чистоты, ты приучил любить его и меня, ты занимался уборкой, кажется, каждую свободную минуту – любая оставленная не на месте вещь оказывалась спрятанной в ящик или шкаф. Когда к нам приходили гости, они оглядывались и говорили: «Вау, да у вас чисто, как в музее».

Конечно, он мне не подходил. Находила его спящим в кровати в двенадцать, рядом – разбросанные вещи, немытую посуду. У меня слишком высокая планка, я привыкла жить в музее, у меня аллергия на разобранность. Начинала убираться, хлопать дверьми и резко отвечать: «Да нормально все». Кажется, я была мастером пассивной агрессии, у меня был хороший учитель. Но пахло от него так же, как от тебя. Даже его потное, немытое тело не раздражало.

Ты долго не принимал его, здоровался сквозь зубы. Однажды 31 декабря ты увидел, как он выпил с нашим соседом по стопке до того, как все сели за стол. Во время боя курантов ты отказался открывать шампанское, сказав: «Тут есть кому это сделать». Мы переглянулись: «Ну вот, спугнули. Испортили».

В день моей свадьбы я сидела в комнате с закрытыми глазами. Меня впервые в жизни красила визажистка, и я думала, что умираю. Мне было безумно страшно. Я осознавала, что стала центром происходящего. Не муж, который стоял у самодельной арки, не подруга, разыгрывающая роль пастыря, не гости, притворившиеся, что росписи еще не было, а я – чистая, прекрасная невеста. И начать это представление со мной должен был ты. Я думала, что не смогу, что запутаюсь в платье и упаду, стоит сделать шаг из этой комнаты. Мама принесла бокал шампанского, я выпила залпом. Ты ждал у выхода. «И как нам идти?» – только и спросил ты.

С невестой следовало отдавать хорошее приданое, его начинали готовить с рождения: одежда, домашняя утварь и другое, – чтобы в первое время мужу не пришлось много вкладывать в жену. К списку могли прибавиться земля, дом, скот. Ты так много трудился: в детстве разгружал уголь с отцом, потом работал на двух сменах, выбирал ночные дежурства, не отказывался от длительных командировок. Ты экономил, копил, построил дом, вырастил двух дочек (засчитано за одного сына). В усадьбе Марии Тенишевой в Смоленской области около списка ее приданого ты улыбаешься и шепчешь моей старшей сестре: «Ничего, у тебя тоже хорошее приданое». Это правда – учитывая, что ты вырос в бараке на окраине Щербинки, а сейчас вы с мамой помогли купить нам квартиры, помогли сделать в них ремонт. Перед тем как ты приезжаешь в гости, я выдраиваю квартиру до идеальной чистоты, чтобы не услышать нарочитый вздох над подтеком в раковине. Ты не должен подумать, что я неблагодарна и отношусь к твоим подаркам как к должным. Чистота – это мой способ отблагодарить тебя.

Когда я разводилась, то не представляла, что тебе сказать. Я как будто проиграла тебе, ведь ты оказался прав. В какой-то момент мама просто передала, что ты в курсе и не против, учитывая обстоятельства. Я знаю, как много в этом было ее работы. Но кажется, что именно после этого ты совсем перестал спрашивать, как у меня дела. Видимо, из