Стан перевёл взгляд на загнанного в клетку самца, с неотступной тоской следящего за ним, за мангурой, которую ждала клетка, и ясно осознал: посылая сон-воспоминание, звери поставили его перед выбором.

Невероятно трудным, почти невозможным. Предать интересы человека, который поверил ему, вытащил почти из тюрьмы, привез в свой дом и окружил вниманием и доверием, или помочь этим зверям, названным аборигенами ужасом ночи? Чудовищам, после нападений которых от человечьих тел остаются лишь рваные лоскутки?

Или просто сделать вид, будто ничего не понял, и отвернуться, а потом все несколько дней, пока они будут добираться до побережья и переправляться через пролив на Хамшир, ловить спиной тоскливый, ненавидящий взгляд зверя?! И точно знать – злоба и ненависть мангура растут с каждым километром, на который увеличивается расстояние между ним и любимой. А в одно прекрасное утро или вечер вдруг обнаружить, что у мангура от отчаяния и безвыходности сорвало крышу и он решил принести чужую самку или самого себя в жертву ради свободы? В том, что кроме одного из мангуров погибнут все, кто будет находиться поблизости в этот момент, Костя уверился разом и бесповоротно.

Теперь все несовпадения и странности многочисленных баек про нападения зверей стали ему понятны, как доказанная учителем теорема.

Ясное осознание того, что именно ему, Косте, мангур предоставил последний шанс на спасение его самого, Хо и спутников, пробрало до дрожи, даже кончики пальцев затряслись. И ведь никому нельзя ничего сказать, они и так считают его блаженным и присматривают, как за маленьким, а после такого объявления и вовсе глаз не спустят. Будут следить как за пациентом в дурдоме.

Значит, если Стан решит что-то сделать, нужно представить дело так, словно он ни при чём. Если заранее не позаботиться о надёжном плане и собственном алиби, ему потом всю жизнь не рассчитаться за зверей.

Чёрт, что такое с ним творится?! Ведь он рассуждает так, словно уже сделал выбор… и даже не сомневается в том, как поступят звери, если ему удастся их освободить! Просто уйдут и никого не тронут! А вдруг этот гипноз именно на то и направлен, чтобы заморочить, обмануть, заставить открыть дверцу и стать первой жертвой?!

В глазах Кости внезапно потемнело, словно с ним случился солнечный удар, и перед внутренним взором мягко засияло странное, бледно-фиолетовое небо с быстро несущимися рваными багровыми облаками. Сидящий на камне беловолосый старик смотрел парню прямо в глаза и что-то жёстко и устало объяснял на звонком, мелодичном языке. Часть слов была смутно понятна, но смысл большинства фраз терялся, путался в непривычной тональности звуков.

И всё же основное Костя понял – убивать людей категорически запрещено… и нападать тоже. Лишь в том случае, если они сами нападут или причинят непоправимый ущерб телу.

Он ещё пытался рассмотреть, дослушать, понять, где оказался, а окружающий мир уже обрушился на него вопросом Таша:

– Эй, заснул, что ли?

– Немного задремал… – нарочито потянулся Костя. – А зачем ты разбудил? Обедать будем?

– Позже. Хутамщик скоро придёт, вещи погрузим, тогда и пойдём похлебаем жидкого. Вот, держи твоё молоко, я пока к пекарю схожу, мешок сухарей возьму. Вечерней остановки не будет.

Вот в чём дело, вспыхнуло в мозгу Кости ясное понимание, значит, мангур как-то понял это заранее… так и неудивительно, если предположить, что он может читать мысли людей.

Но в таком случае действовать нужно немедленно. Вот только кто бы ещё подсказал, как именно?

В голове снова потемнело, теперь на короткий миг, и парень ясно припомнил свою ярость, желание, чтобы бандит упал со ступенек. Это он на что намекает?

Будто он, Костя, одной лишь силой своего желания?!

Бред.

Полнейший.

И он готов это доказать прямо сейчас!

Парень небрежно оглянулся на клетки и обнаружил, что Юфот с Памо уже заперли зверей и, о чём-то мирно переговариваясь, неспешно топают к ним с Хо.

Вот и отлично, ничто не повлияет на чистоту эксперимента, рассерженно хмыкнул парень. Прикрыл глаза и сосредоточился, представляя, как тяжёлый штырь засова ползёт вверх, выскальзывает из гнезда…

Резкий лязг и грохот железа заставили Костю широко распахнуть глаза и уставиться в сторону загончика. Краем глаза он заметил, как побелели лица дрессировщика и его помощника, как потянулись к оружию их руки.

Но центральное зрение видело другое. Метнувшегося в сторону соседней клетки мощного пятнистого зверя, ловко зацепившего когтями и рванувшего вверх кованый засов. А в следующую секунду две гибкие тени слитным движением взлетели на крышу соседней сараюшки, чтобы исчезнуть в примыкающем к ней огороде.

Стану оставалось только гадать, почудился ему или нет благодарный прощальный взгляд золотистых глаз.

– Свинство подлое! – Костик расстроенно пнул рыжую кучку, и сыроватый песок веером разлетелся вокруг ног.

Парнишке хотелось плакать и ругаться, а он не мог сделать ни того, ни другого. Едва с ресниц Костика срывались невольные слезинки, Сая начинала бормотать что-то про несчастную девочку и смотрела при этом так сочувствующе и жалобно, что в душе иномирянина поднимались раздражение и возмущение.

Сколько можно говорить, не девчонка он!

А ругаться не позволяли воспитание и гордость: мама всегда говорила, что первый признак слабой натуры – желание вылить недовольство собственными ошибками и промахами на совершенно невинных людей. Или зверей. Или просто в никуда.

И Костик не раз убеждался, как права мама. Когда у одного из их соседей, спесивого и никчёмного мужичка, случалась по работе какая-нибудь неприятность, об этом знала вся улица. Колька матерился и орал как ошпаренный, громогласно обвиняя во всём случившемся жену. Что смешнее и печальнее всего, несчастная женщина обычно даже представления не имела, где и кем он в этот раз работает.

Ну а проявить второй признак слабости – напиться в зюзю – ему вообще не грозит.

По многим причинам. И даже не принципы и не отвращение парня к спиртному тому виной. Просто тут, на Сузерде, вообще нет традиции распития чего-то крепче кваса. Более того, приезжим и торговцам строго-настрого запрещено провозить на материк вина и настойки.

Таможенники, проверяя прибывающие суда, безо всяких разговоров сливают всё, что кажется им подозрительным, прямо в море. Вот потому-то матросов, стремящихся предотвратить такое непочтительное отношение к любимым бутылям, юнги и поварихи обычно стаскивают на берег за руки и за ноги и рядком складывают под навесами рядом с пристанью – отсыпаться.

Но сегодня судов не было, после позавчерашнего шторма ни одно из тех, какие искали укрытия в тихих бухтах архипелага, пока дойти не успело. Вот и выбрала Сая для занятий местечко в тени дальнего причала, где увидеть их не смог бы ничей любопытный взгляд.