«Спрятала? Нет. Она бы нашла тайник получше, чем изголовье кровати, на которой мы любим друг друга».

Когда Жозеф постучал в дверь, Виктору уже удалось совладать с собой. Иветту он приветствовал радостной улыбкой.

— Рад новой встрече с вами, мадемуазель. Жозеф, возвращайтесь в лавку и скажите Кэндзи, что я скоро приду. Благодарю вас, вы блестяще провели эту операцию.

— Знаете, патрон, что такое наше правосудие? Бездушная слепая машина, которая давит всех подряд: бездомных, стариков, детей, воров и убийц!.. А где мадемуазель Таша?

— Она… она в Барбизоне.

Сомнения с новой силой охватили Виктора. А если ее там нет? Если она придумала эту историю с выставкой, чтобы тайно встретиться с каким-то мужчиной? Как это выяснить? В памяти всплыло ненавистное имя. Нет, он не хочет думать о Морисе Ломье сейчас. А завтра сам с ним встретится.

Жозеф ушел.

— Ты есть хочешь? — спросил Виктор у Иветты.

— Ну… в общем, да, мсье.

— Ванная вон там, направо. Тебе нужно хорошенько умыться. И причесаться.

Но Иветта, оказавшись в ванной комнате, замерла, не смея ни к чему прикоснуться.

Виктор тем временем отправился разогревать фрикасе из кролика, приготовленное Эфросиньей. Он пододвинул круглый столик поближе к печке, убрал с него кисти и краски и накрыл скатертью.

— До чего красиво! — воскликнула Иветта. — Как на картинке в кондитерской!

— Садись.

Она присела на краешек стула, не решаясь притронуться к еде. Виктор отошел, притворившись, что перебирает эскизы, и украдкой обернулся: девочка с жадностью набросилась на еду.

— Хочешь добавки?

— Да!

Он подарил Иветте ее фотографию.

— Ой, это же я! Как забавно, картинка на бумаге… Это трудно сделать?

— Я тебе покажу.

— Папа, наверное, обо мне беспокоится, — дрожащим голоском сказала Иветта и испуганно поглядела на Виктора.

Что же ей сказать?

— Боюсь, он задаст мне трепку, — шепотом добавила она.

— За что? Полиция ведь…

— Да нет, не поэтому! Вчера папа сортировал то, что мы собрали, и нашел что-то вроде чашки. Она лежала среди вещей, которые нам дали на улице Шарло.

— Чашки? Какой чашки?

Сердце Виктора забилось сильнее.

— Чашка была с бриллиантами. Я ничего плохого не сделала, только… Папа сказал: «Черт возьми, да она, должно быть, стоит уйму денег! Наверное, попала к нам по ошибке». Он велел мне отнести ее мадам Бертиль и только потом идти на Монмартр. А я… Мне так хотелось конфет! Особенно тех, розовых и зеленых карамелек, которые продают около Лe-Аль. Я подумала, что никому эта чашка не нужна, ее ведь выкинули! И я… Я ее продала.

Виктор, нагнувшись к девочке, впился в нее взглядом.

— Комуты ее продала?

Иветта перепугалась еще больше. Кусая губы, она захныкала:

— Не браните меня, пожалуйста! Если узнают, что я продала чашку, меня точно посадят в тюрьму! А я туда не хочу, не хочу!

Виктор подавил раздражение.

— Ты молодец, что сказала мне правду. Послушай, кто-то по ошибке выкинул эту… чашку. Я уверен, что хозяин ищет ее и хочет вернуть. Никто не знает о том, что ты ее продала. Но если ты мне расскажешь, кто ее купил, я постараюсь все уладить, понимаешь?

— Правда? Вы никому не скажете? Даже папе?

— Клянусь.

— Я продала ее торговцу, который иногда покупает у папы всякое старье. Его зовут Клови Мартель, живет в доме сто двадцать семь на улице Муфтар. Он мне заплатил всего двадцать су, потому что он считает, что чашка — барахло.

— Хорошо, Иветта, я сейчас позвоню кое-кому, а потом отведу тебя в магазин, где я работаю. Там о тебе позаботится моя сестра. Она очень добрая, вот увидишь. Но очень любопытная, как и ее отец. Он японец и разговаривает мало. Мы им скажем, что с твоим папой произошел несчастный случай и что он сейчас в больнице, ладно?

— Да, но… я не понимаю: если мсье японец — отец вашей сестры, то он и ваш отец, а вы вовсе не японец.

Виктор закашлялся.

— Это довольно запутанная семейная история. Погоди, я надену пальто, и пойдем.

Они вышли во двор. Виктор закурил сигару и выпустил большое облако дыма. А еще говорят, что дети простодушны. Да эти негодники соображают лучше любого взрослого. Конечно, они — легкая добыча для коварных людей. Но их болтовня способна вывести из себя. Ему вдруг привиделась Таша, кормящая грудью розовощекого младенца.

«С потомством мы торопиться не будем», — пообещал он себе.

Он ждал долго. Только через час из тюрьмы вышел уже знакомый ему молодой парень, служащий из книжной лавки, он вел за руку девчонку. Куда это они направляются?

Въехать в арку. Прислонить велосипед к пожарной колонке, притвориться, будто чинишь педаль.

По булыжнику двора простучали каблуки. Он повернул голову налево, приметил окошко в невысоком доме со стеклянной крышей — похоже, это мастерская художника или скульптора. Две фигуры — большая и маленькая — появились на пороге.

Большая сказала:

— Пойдем, Иветта.

«Посланник» улыбнулся.

Мужчина и девочка направились к улице Сен-Пер. Он проводил их взглядом, оседлал велосипед и поехал следом.

Четверг, 14 апреля, после полудня

Айрис удобно устроилась в глубоком кресле, положив ноги на пуфик. Она вышивала скатерть, рассчитывая заслужить расположение мадам Пиньо. После долгих колебаний в качестве узора были выбраны огромные цветы — такие невозможно найти в учебнике по ботанике, зато коралловая и шафрановая пряжа на фоне белого полотна смотрелась очень нарядно.

В дверь позвонили, и Айрис, отложив работу, поспешила в прихожую. Открыв дверь, она не сдержала возгласа удивления: на пороге стояли Виктор и тощая девчонка, которую он представил как дочь старьевщика, попавшего в больницу.

— У бедняжки не осталось никого на свете. Поскольку Таша в отъезде, я привел ее к вам: позаботьтесь о ней, пока ее отец не поправится.

— Конечно! А где ее вещи?

— Боюсь, только то, что на ней.

— Вовсе нет, дамы из общества милосердия раздавали нам одежду, но она осталась дома, — возразила Иветта.

— Ничего, я укорочу для тебя одно из моих платьев. Но сначала нужно перекусить. Ты любишь кексы? А оршад? Будешь миндальное печенье? Может, хочешь сначала помыться?

Иветта, онемев под градом вопросов, безропотно позволила отвести себя на кухню — к огромному облегчению Виктора, который поспешил спуститься в лавку.