Над саванной повисли предваряющие ночь сумерки. Трава перед ними простиралась подобно зеленому морю. Река находилась в метрах пятидесяти по прямой: узкая дорожка для разбега, которая давала ему добиться успеха, если грузовику удастся развить необходимую скорость. Хуан знал, что сумерек не будет на той широте и высоте. Он должен был точно рассчитать этот момент, используя и последний свет пробегающий по саванне, и темноту, чтобы прикрыть их, как только они достигнут реки.

«Расстояние в пятнадцать метров – это достаточная дистанция для выброса кислоты насекомым, – думал Хуан. – Это оставляет нам лишь узкую полоску в середине, если они будут атаковать с берега. И только одному Богу известно, какие еще средства они могут использовать, чтобы накрыть нас – эти летающие создания, скользящие по поверхности». – Находитесь все вокруг ружей. До того, как мы будем на достаточно безопасном расстоянии на реке, они могут обрушить на вас всеобщую атаку, как только увидят, что мы пытаемся убежать.

– Мы будем готовы, – сказал Чен-Лу. – Ружья находятся в том ящике подо мной, не так ли?

– Да.

Хуан опустил балдахин, сделал его герметичным.

– У этой модели есть с обеих сторон автоматически открывающиеся отверстия для ружей там, где окна уходят чуть за крылья, – сказал он. – Видите их?

– Очень умное конструкторское решение, – сказал Чен-Лу.

– Идея Виеро, – сказал Хуан. – Она внедрена во всех наших кабинах. – Он помахал Виеро, который вернулся к устройству для метания бомб.

Хуан включил посадочные фары кабины.

Все люди увидели этот сигнал, дождь струй из ружей поднялся аркой в направлении реки. Пенные бомбы начали приземляться вдоль дорожки, необходимой для их разбега.

Хуан включил зажигание, увидел, как безопасный луч света ушел вперед. Он ждал, отсчитывая три секунды, пока свет не затмится и не уйдет. «Не так плохо», – подумал он, и нажал кнопку подачи горючего.

Ракетные двигатели несокрушимым порывом вынесли их над рвом периметра и взревели по направлению к реке до того, как Хуан успел уменьшить дозу горючего. В состоянии, близком к потере сознания, он понял, что они уже в воздухе. Хотя грузовик давал почувствовать, что все в нем расшатано, машина оседала к хвосту – особенно большую тягу давали дополнительные крылья. Но они не были предназначены для постоянного использования в полете.

Вообще-то им было не до приятного комфорта в полете. Хуан поднял нос машины, направленный на ту часть реки, где саванна смешивалась с джунглями с обеих сторон. Река в том месте имела длинный бассейн, широкий, уходящий в синие горы на линии горизонта. Наконец, наступил момент воздушного планирования. Запасные крылья коснулись реки мягким толчком… вверх, вниз… всплеск с обеих сторон… медленнее, медленнее.

Нос стал опускаться. И только в этот момент Хуан вспомнил, что ему нужно стремиться отдавать предпочтение движению с правой стороны.

Отсек грузовика все еще стремился по инерции вперед, но все медленнее и медленнее.

Хуан затаил дыхание, волнуясь за свою заплату на дне, не оторвалась ли она, в ожидании того момента, когда правая сторона машины начнет погружаться в реку.

Кабина сохраняла ровное положение.

– Нам удалось прорваться? – спросила Рин. – Мы уже вырвались из того круга?

– Думаю, да, – сказал Хуан, проклиная тот взрыв надежды, который сопутствовал этому кратковременному перелету.

Чен-Лу передавал ружья вперед, он сказал:

– Кажется, мы застигли их врасплох. Ах, ах! Посмотрите назад!

Хуан повернулся настолько, насколько позволяли пристегнутые ремни, и оглянулся на саванну. Несмотря на сгустившиеся сумерки, было видно, как туда, где виднелись белые пятна палаток, катится серый вал, который имел странные выступы то выходящие в стороны, то снова примыкающие к валу.

С глубокой дрожью Хуан понял, что этот вал состоит из миллиардов насекомых, наваливающихся на лагерь.

Течение подхватило грузовик, отвернуло его от этой сцены, как будто какой-то инстинкт внутри Хуана контролировал процесс отдаления его от этой картины. От того, что он не мог больше выдержать. На мгновение впереди него засверкала река зеркальной оранжевой дымкой. Ночь стерла эту картину. Небо стало светиться серебром тонкой плоской луны.

«Виеро, – думал Хуан. – Томе… Рамон».

На глаза навернулись слезы.

– О, боже мой! – сказала Рин.

– Бог ты мой, – пролаял Чен-Лу. – Еще одно название для движения судьбы!

Рин закрыла лицо руками. Она чувствовала, что стоит перед испытанием в какой-то космической драме, без сценария и без репетиции, без слов и без музыки, не зная в ней свою роль.

«Бог – бразилец, – думал Хуан, призывая на помощь все силы национального самосознания уверенности в себе, захваченный мимолетным страхом. – Ночью Бог исправляет ошибки, которые бразильцы совершают днем».

Случилось то, о чем Виеро всегда говорил: «Верь в пресвятую Деву и беги».

Хуан почувствовал, как на колени ему легло ружье, руки ощутили холодный металл.

«Я не мог бы помочь им, – думал он. – Расстояние слишком велико».

Вы говорили, что машина не полетит! – осуждающе произнес Мозг.

Его сенсоры изучали рисунок послания на потолке пещеры, слушали отдаленный гомон, который мог расширить поступающую информацию. Но конфигурация, развернутая на потолке с помощью фосфорического света обслуживающих насекомых, оставалась твердой, постоянной, как рисунок звезд в проеме пещеры над посланниками.

Через Мозг пропульсировали потребности в химикалиях, заставив обслуживающих нянек развить бешеную деятельность. Потребность была самой близкой к форме оцепенения, которую когда-либо испытывал Мозг. Логика его знаний об этом состоянии называла это ощущение эмоцией и искала параллельные состояния даже тогда, когда он работал над сущностью сообщения.

– Машина пролетела только короткое расстояние и приземлилась на реке, ее движущая сила находится в дремлющем состоянии.

– Но она может летать!

Тогда первое серьезное сомнение в этой информации поступило в вычислительный раздел Мозга. Он впервые ощутил себя отдельно от существ, которые создали его.

– Сообщение о том, что машина не полетит, поступило непосредственно от человеческих существ, – выдали на потолке танцующие фигуры. – Их оценка и была сообщена.

Это было прагматическое заявление, направленное больше на сообщение о предсказании попытки побега, чем на защиту от обвинений Мозга.

«Этот факт должен был бы составить часть первоначального сообщения, – думал Мозг. – Следует научить посланцев не разъединять сообщение, а докладывать все полностью детали со ссылкой на источник. Но как можно добиться этого? Они являются существами, действующими на основе твердых рефлексов и связанными с самоограничивающейся системой. Очевидно, следует запрограммировать и произвести новых посланцев».