— Мне так жаль, Даниэль. Прости, что разлюбила тебя, прости.

В комнате было множество предметов, привезенных из Индии. Каллум, вероятно, присылал их домой в течение многих лет. Она взяла маленький мыльный камень в форме божества с головой слона, его подставка из слоновой кости была украшена богатой резьбой. Везде расставлены маленькие, украшенные эмалью коробочки всех цветов, легкие, будто сделанные из папье-маше.

Домашние туфли без задников у постели, с рисунком из цветной кожи, с загнутыми вверх носами, халат в изножье кровати — не тот, в котором она видела мужа сегодня ночью, а роскошный, из плотного хлопка, затканный синими и черными цветами. Каллум в нем выглядит, наверное, как восточный принц. Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули, внутри у нее потеплело, и вновь захотелось рассказать ему, что она чувствует к нему. Вдруг, повинуясь импульсу, она отвернула покрывало и провела рукой около подушки — ночной рубашки не было, очевидно, он спал голым. И она тут же, словно ее поймали на чем-то запретном, вроде подглядывания в замочную скважину, отдернула руку и отошла от кровати.

Но заставить себя покинуть спальню не смогла. Как будто предметы его туалета и личные вещи могли открыть внутренний мир мужчины, за которого она так поспешно вышла замуж и который стал ей очень близок, ответить на вопросы, которые она не осмеливалась задать ему.

Целый ряд бутылочек из цветного стекла на туалетном столике. Она открывала пробки и вдыхала ароматы. Узнала сандаловое дерево, другие были незнакомы — пряные, будоражащие воображение.

В шкафу несколько сюртуков и жилетов траурных цветов. Верхняя одежда из шерсти прекрасного качества, жилеты из шелка. Он был вынужден носить траур, но теперь может позволить цвета, которые ему нравятся, и купит другую одежду — модного покроя и расцветок.

В ящиках комода стопки белых рубашек, все из прекрасного льна, муслиновые шейные платки, носовые. Все новое и отличного качества. Она трогала вещи. Гладила, вдыхала запах кожи и крахмальной свежести. Выстроились в ряд шляпные коробки, коробки с блестящими сапогами и вечерними туфлями. Он, оказывается, любил пройтись по магазинам.

София еще раз осмотрелась. Все ли она оставила как было? Он не должен догадаться, что она была здесь.

Кабинет, смежный со спальней, был полной противоположностью прибранной аккуратно спальне. Здесь Уилкинс не имел власти. Множество книг, только некоторые на полках, остальные на полу и на столе. Канцелярские принадлежности, еще в коробках, оттуда выглядывали ручки, чернила, мелки, квадратики акварельной краски, рассохшейся и ломкой.

Стояла чертежная доска, на ней прикреплен чистый лист бумаги. Некоторое время она смотрела на нее, потом пальцы ее нетерпеливо задвигались, захотелось схватить карандаш или краски, все, чем можно рисовать. Она решительно отошла, чтобы не поддаться искушению.

На одной стороне стола — стопка документов, прижатая мраморным тигром. На другой — папки, письма, уже положенные в конверты и готовые к отправке.

Она постояла около стола и огляделась. Здесь она не осмелилась ничего трогать. На столе не хватало промокательной бумаги. Надо проверить списки покупок, приказать камердинеру, чтобы он внимательно следил за запасами чернил и бумаги. Каллум знал многих людей в Лондоне, об этом говорила кипа корреспонденции. Его работа заключалась в поддерживании многочисленных контактов. Скоро он обзаведется в Лондоне необходимыми друзьями, а значит, и она тоже.

После ланча она отправится по магазинам. Сумма, выделенная ей на расходы, превзошла самые смелые ожидания, она может покупать вещи в самых модных и дорогих магазинах, о которых раньше только слышала, но никогда не думала, что станет делать там покупки. Все случившееся казалось сном. Продолжать себя жалеть в такой ситуации было просто нелепо.

Каллум откинулся на спинку сиденья в наемном экипаже и расслабился. Был час пик, и в тесном оживленном потоке между Сити и Мейфэр движение почти остановилось. Этот потрепанный, пропахший пылью экипаж представлял собой спокойную нейтральную территорию между двумя полями сражений — Восточной Индийской компанией и его домом.

В компании он уже почти разобрался с делами, понимая, что если много трудиться, не жалея сил и времени, то можно вполне справиться на новом месте. Первые недели его проверяли, просматривали все доклады и отчеты, оценивали, вместе восстанавливали информацию, пропавшую после кораблекрушения, результаты работы и его, и Даниэля. Сверяли с мнением старших по рангу представителей компании, уцелевших во время кораблекрушения. И наконец, предложили ему пост, весьма и весьма высокий и достойный. Он даже не надеялся получить такой.

Ему было необходимо сосредоточиться на собраниях, деловых переговорах, обсуждениях, хотя в то время он был еще и физически и духовно нездоров. Впрочем, именно почти круглосуточная занятость и помогла ему отвлечься. Его серьезное отношение к делу, очевидно, и заставило руководителей компании предложить ему эту должность.

Сейчас он делил офис с другим сотрудником, но у него был свой клерк. И, бросая самому себе вызов, он решил усовершенствовать работу так, чтобы получать максимальную прибыль на вверенном ему участке. Он не сомневался, что справится с работой. Разумеется, приятно быть богатым человеком. Он и сейчас неплохо обеспечен. И все же… Превратить два имения, старые и запущенные, в достойные, не задумываясь о расходах, отбирая только самое лучшее для их реставрации, — совсем другое дело. Возможно, со временем он приобретет титул.

Теперь вторая часть битвы — его брак и что он может ему принести. И здесь были свои подводные камни. София сделала признание так неожиданно и в такой неподходящий момент — он не успел еще остыть после их первой близости, — что он был просто ошеломлен. Оказывается, она не любила Даниэля. Какая-то часть его была возмущена подобным отношением к брату, хотя он понимал, что его возмущение несправедливо. Он уже достаточно выздоровел после трагедии, чтобы ясно видеть картину со стороны — его брат давно разлюбил Софию, и было бы лицемерием обвинять ее в том же самом.

За исключением одной маленькой детали: из них двоих именно она могла бы разорвать помолвку, не вызывая скандала и не принеся брату бесчестья.

Но она этого не сделала. Хотя… хотя если бы она порвала с Даниэлем, то сейчас не стала бы его женой. Он не смог бы сделать ей предложение. Он должен был разозлиться на нее, но почему-то этого не произошло. Наоборот, в его душе появилось чувство странного удовлетворения. Неужели он обрадовался, что она не любила Даниэля? Абсурд. Ведь тогда выходило, что он сам ее любит.

Погода стояла приятная, гармонируя с его настроением. Кажется, София совершенно не расстроилась утром, что он покидает ее на целый день. Когда он поцеловал ее в щеку перед уходом, то почувствовал, как она напряжена. И тогда вдруг нахлынуло непреодолимое желание, сумасшествие — поднять ее со стула, схватить в объятия и поцеловать по-настоящему, страстно, прямо на глазах у изумленных и шокированных слуг.

Может быть, он был слишком настойчив и бестактен ночью. Это был ее первый опыт, она наверняка испытывала стыд и неловкость. Это была ее первая ночь, и он знал, что причинил ей боль. И теперь его долг и приятная обязанность сделать так, чтобы она с каждым разом получала все больше удовольствия и радости от их отношений.