— Да, это все равно что играть на сцене. — Она подозревала, с чем придется столкнуться, но все-таки думала, что в лондонском обществе более передовые взгляды, чем в провинции. Она ошибалась.

София уложилась в два часа, но, выйдя из последнего дома — от леди Милверли, — почувствовала себя так, будто побывала под катком для белья. Она проделала тяжелую работу и, кажется; даже произвела на них неплохое впечатление, не подвела Каллума. Ей устроили настоящий смотр, и она его прошла. Но новые знакомые заставили ее почувствовать себя еще более одинокой. Они по возрасту не годились ей в подруги, да и их взгляды…

Оказавшись дома, София сразу побежала в комнату за своими принадлежностями для рисования.

К тому времени, как Каллум вернулся домой, изображения всех пяти достойных леди заняли место среди других портретов в ее коллекции. Немного досадно, что ее работы никогда никто не увидит. В этой портретной галерее были слуги, гости, родственники, которых она встретила в тот вечер в доме Уилла, когда нахал Мастерсон ее поцеловал. Портреты незнакомых людей, увиденных на пути в Лондон; продавщицы, модистки… Это занятие приносило ей удовлетворение, она забывала об одиночестве, не думала о том, какое произвела впечатление.

— Днем были еще визиты, — сказала она Каллуму вечером, отметив про себя: не забыть бы сделать замечание кухарке — суп сегодня явно переперчен. — Приехали две леди, их мужья тоже работают в компании. Миссис Хупер с дочерьми, она утверждает, что знала моего отца, хотя я не помню ее, и леди Констебль, которая сказала, что она крестная мать Даниэля.

— Превосходно. — Кажется, он нашел суп вполне приемлемым. — Я же говорил — ты справишься. Скоро мы получим массу приглашений. Леди взяли тебя под свое покровительство. А что ты делала в остальное время?

Каждый вечер он обязательно справлялся о ее занятиях: что она читала, куда ездила, в какие магазины. А она рассказывала о проблемах на кухне или о том, что в гостиной завелась мышь. Софии иногда казалось, что она сдает экзамен на примерную жену и хозяйку, и, кажется, довольно успешно. Она никогда и никому не говорила о том, что рисует людей, даже Каллуму, потому что интуитивно чувствовала — это будет неприемлемо в обществе. Ландшафты, цветы, натюрморты… Это еще куда ни шло, но не портреты, да еще такие, на которых остро подмечены черты характера и суть человеческой натуры.

Она обо всем подробно ему рассказывала, старательно заполняя пустоты — время, не занятое рисованием: внимательно читала газетные новости, брала в библиотеке книги по торговле с Индией и Китаем и сама начинала расспрашивать его о работе в компании.

У него была ответственная работа: он формировал политику, вырабатывал стратегию торговых отношений, и нередко ему приходилось выдерживать борьбу с некоторыми чиновниками компании — ретроградами, которые боятся любых перемен. Например, он предлагал в данный момент возить не шелк, а чай, потому что на него возрос спрос. Но они продолжали грузить ткани, цена падала, компания терпела убытки. Иногда это напоминало толкание в крепко запертую дверь.

— И как же ты поступаешь в таком случае? — с интересом спрашивала София, положив рукоделие на колени: гораздо интереснее слушать его, чем читать газеты, и главное — таким образом она проникала в его внутренний мир.

— Разворачиваю настоящую военную кампанию. Выявляю слабые точки, обдумываю, где можно применить мою тактику, а где благоразумнее отступить — вот как в данное время.

Он сказал это серьезно, но в глазах его плясали смешинки. Как же она его любила в этот момент! Хотелось взять его руку и переплести свои пальцы с его, загорелыми, длинными, и вместе посмеяться, стать близкими друзьями.

Вдруг смешинки в его глазах исчезли, они стали серьезными, вопрошающими, в их глубине появилось выражение, от которого у нее сразу застучало сердце, дыхание участилось, в горле пересохло. Ее охватило желание — вскочить, подбежать и сесть к нему на колени, обвить руками его шею и поцеловать. Но он еще ни разу не целовал ее и не оказывал интимных знаков внимания днем. Вдруг он сочтет ее распутной женщиной? И тогда не останется ничего, кроме стыда и неловкости.

— Каллум?

Но момент был упущен. Он потянулся за своим стаканом портвейна, и на его лице снова появилась маска любезного бесстрастия.

— Прости. Я тебя, наверное, утомил своими разговорами о работе. Это тебе неинтересно.

— Нет, нет, ты ошибаешься, я спрашивала, потому что мне действительно интересно. — Она свернула рукоделие и положила в корзинку, стоявшую около ее ног. — Но я думаю, тебе самому не хочется возвращаться к работе после утомительного рабочего дня. — Она встала, и он тоже поднялся.

Ей так хотелось поскорее остаться с ним наедине.

— Пожалуй, я иду спать, — услышала она, и он открыл дверь, пропуская ее.

Софии было жаль вновь упущенной возможности сблизиться с мужем.

— Вы выглядите немного утомленной, мэм, — заметила на следующее утро Чиверс.

— Я действительно чувствую себя неважно, — призналась София и потерла поясницу. — О, как глупо с моей стороны, я совсем забыла — просто пришло время, и это в порядке вещей. — Она быстро посчитала про себя сроки: да, примерно в это время.

Умываясь и одеваясь, она не особенно задумывалась по поводу своего состояния и вдруг спохватилась. Она теперь замужняя женщина, и ее муж захочет быть в курсе, если у нее наступит беременность, — он вправе ожидать ребенка.

Но это не тема для обсуждения за завтраком. Она подождала, пока он встал из-за стола и пошел в кабинет, чтобы собрать бумаги перед тем, как отправиться на работу. София последовала за ним наверх, выпрямив спину, пытаясь унять ноющую боль. Он стоял у письменного стола и обернулся, когда она вошла.

— София? Что-то случилось? — И, буквально в два прыжка оказавшись рядом, поддержал ее за плечи. — Ты больна?

Она, видимо, ужасно выглядела, если он так забеспокоился, хотя старалась изо всех сил скрыть свое состояние, поэтому он ничего и не заметил за завтраком, тем более что почти все время читал «Таймс».

— О, не стоит беспокоиться, ничего особенного, таким образом проявляется женская природа. Я подумала, тебе надо сообщить, что я пока не беременна.

— Нет? О, понимаю. Это не имеет значения.

— Разве? Я думала, что ты очень хочешь детей, наследника. И мой долг…

— Долг? — Он сдвинул брови. — Я надеюсь на большее. Ни один ребенок не должен появляться по велению долга. Он этого не заслуживает.

— Я этого не сказала! Я тоже никогда не относилась так к появлению детей, но я — твоя жена, и, вполне естественно, ты ждешь от меня наследников.

— Я не хотел тебя обидеть. — Он сложил бумаги в портфель. — Я не беспокоюсь. Ты скажешь мне, когда это произойдет. А пока я не стану беспокоить тебя в спальне… Ты скажешь, когда тебе будет удобно меня принять?