Клан поступает по старым обычаям, а Дерлок оказался дважды виновен: виновен в бесчестье рода и в попытке оспаривать приговор. На него накинулись все, кто находился в зале. Его били чем попало и даже выхваченными из очага не догоревшими поленьями.

Через два дня авангард гранарской армии наткнулся на его тело у серого валуна на вершине холма, указывавшего направление на север. Таких отметок в горах было немало, и по ним путники определяли дорогу. Дерлок был привязан лицом к тропе, чтоб все могли видеть, какая участь постигает нарушившего законы клана. Именно здесь должны были следовать войска гранарцев, незвано пришедшие в горы. Для них и для их развратной королевы предназначался этот немой символ.

Хельви плакала. Как она рыдала при виде того, что они сделали с ним! Именно в тот момент Дерлок полюбил ее. Не тогда, когда неделю назад в пустой придорожной харчевне, где остановились на отдых войска, брал ее на сеновале. Они оба выпили забродившего меда. Кажется, она попробовала этот коварный напиток впервые и совершенно захмелела. Ей было весело и интересно знать, что дальше? Ему — еще более интересно, чем королевы отличаются от простых крестьянок. Оказалось — ничем. Такие же руки, ноги, грудь. Только глаза… Она их все время закрывала. Дерлока раздражал ее взгляд: «Черт возьми! нельзя же все время думать! Расслабься, девочка. Я и так все сделаю за тебя».

Теперь выходило — отличается. Хельви во всем произошедшим с ним винила себя.

— Дикари. — процедил граф д’Орсини, обрезая веревки и помогая другим воинам снять Дерлока с камня.

— Они не дикари, Симон. — тихо, но твердо произнесла королева. — Они все понимают правильно. Только не умеют выразить этого менее жестоко.

Босуорт был благодарен ей за эти слова. Он никогда не предавал свой клан, и продолжал любить сородичей, даже если они отвернулись от него.

— Со мной поедут только воины-горцы. — сказала королева, вставая с колен. — Мы должны отвезти тело Босуорта в его поместье и навести там порядок. Потом вернемся. Остальные продолжают двигаться к Каерсиди. Походным маршем, чтоб мы сумели вас догнать. — добавила она. — Командуйте, д’Орсини.

От войск отделилась значительная часть — не менее семи отрядов горцев, представлявших разные кланы, но подчинявшихся Дерлоку. Это были молодые воины, ушедшие на равнину вслед за Босуортом. Им сильно не понравилось то, что родичи сделали с их предводителем. Каждый, глядя на серый камень, видел там себя. Не из-за королевы, конечно, а из-за того, что нарушив вековой обычай, они вступили в армию Гранара и воевали с Беотом на стороне долинных жителей.

В обществе этих угрюмых людей, становившихся разговорчивыми только после третьей кружки джина, Хельви и отправилась в сторону перевала Мак Дуй к поместью Босуортов. Перейдя с шага на легкую рысь, горцы затянули хриплыми голосами песню, старо-сальвский диалект которой с трудом понимала даже королева:

Семеро вышли навстречу смерти.

О Каерсиди, Каерсиди!

Семеро сильных и благородных,

Был среди них и божественный Бран.

Хельви не взяла с собой обычной охраны, подчеркивая тем самым, что полностью доверяет воинам Дерлока. Она считала себя королевой всех гранарцев, независимо от места их жизни: высоко в горах или в долине, у Северного моря или на южном побережье. Государыней всех сохранившихся осколков великого Мансальвата, разметанных судьбой и с течением времени ставших такими непохожими друг на друга. Посмотреть на д’Орсини или папашу Ламфа, или Лоше Вебрана — вон какие черные! В южном Гранаре фаррадцы веками портили кровь. А сама Хельви? Ее отец, дед, дядя? Да в них за версту видно северных варваров, этих морских грабителей с островов! В кого у нее, спрашивается, такая белая кожа и волосы? Западная Сальва — тот же Беот. Только здесь, в горах, сохранились чистые потомки древних монсальватцев. И тем горше для Дерлока было сознавать, что жители долин считают его народ почти дикарями — грубыми и жестокими.

Он прощал Хельви ее северную кровь, ее мать-фаррадку, ее любовь ко всему остальному Гранару. Просто хотел, чтоб она увидела и полюбила то, что так дорого ему. В сложившихся обстоятельствах это было трудно. Телегу с почти бездыханным телом Дерлока выкатили на середину двора замка Босуорт. Приехавшие с королевой воины-горцы заполонили все поместье. Едва ли кто-нибудь из членов клана, остававшихся дома — слишком старых или слишком молодых для войны — мог оказать им серьезное сопротивление. Это ведь не навалиться всем вместе на одного, к тому же безоружного в родном доме человека!

Хельви приказала собрать во дворе всех. Даже жителей фермы и двух деревень под стенами замка. Они ведь тоже были членами клана, и то, что происходило в Босуорте, касалось их не в последнюю очередь. Королева стояла, опершись рукой о телегу с сеном, на котором лежал Дерлок, и ее голос был хриплым от негодования. Никогда в жизни Хельви не произносила такой резкой и такой длинной речи. Она бросала в лицо собравшихся обвинения и говорила о подвигах Дерлока в войне с Беотом. Королева даже преувеличила роль Босуорта и его горцев в разгроме врага, но лишь для того, чтоб поступок клана стал для сородичей Дерлока еще более очевидным и трагическим преступлением против единого Гранара. Она не боялась перехлестывать через край, потому что видела, что сопровождавшие ее воины согласно кивали.

— Я передаю титул лорда Босуорта командиру гранарских горцев Дерлоку. — закончила Хельви. — И молите Бога, чтоб он поправился, ибо если этого не случится, с каждым из вас поступят так, как вы поступили с ним.

Собравшиеся понуро молчали.

— Вам же, — королева обернулась к старому главе клана, — давно пора на покой. Отныне власть над родом и охрана перевала Мак Дуй переходит к вашему сыну.

Она не опасалась ослушания, даже если многие члены клана были не согласны с приказом. Уверенность дается силой, сила сейчас на ее стороне. Происшествие с Дерлоком ярко показало воинам-горцам, что может случится с каждым из них, если они не переломят власти своих родов, а значит еще крепче привязало их к Гранару.

До этого дня королева раскаивалась в том, что сделала на сеновале, и не знала, будет ли продолжать игру с рыжим опасным зверем, валявшим ее, как простую девку, на душистой сухой траве. Сейчас Хельви твердо знала, что давая предводителю горских отрядов такое могущество над родными местами, рассчитывая на его помощь в усмирении еще не покоренных кланов, она должна будет платить и платить дорого. Абсолютной близостью этого красивого хищного человека к власти. Противопоставив его своим врагам, она фактически соединит с ним судьбу. И так будет правильно. Расчет совпал с ударами сердца, и Хельви посмотрела на лорда Босуорта совсем иными глазами. Отныне он и его воинство, до сих пор выглядевшее по-разбойничьи, стали опорой короны.

Но не умрет, тот кто дышит ветром.

О Каерсиди, Каерсиди!

Тот, кто опустит пальцы в чашу,

И среди них божественный Бран.

Хельви вздрогнула. Так вот почему ее мысли крутятся вокруг тех давних событий! Горцы позади опять поют свою песню. Королева улыбнулась и машинально повторила припев: