Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероятно, она никогда этого не узнает.
Замедлив шаг, Лори, потягивая кофе, обратила внимание на газетные стенды. Ее всегда притягивали невероятные истории, описанные в бульварной прессе, – чем громче заголовок, тем лучше. Она пыталась убедить себя в том, что все это напускной китч, постмодернистская ирония, что она читает эти статьи, так как они смешны в своей нелепости, однако на самом деле ее искренне интересовали все эти надуманные истории. Она испытывала какую-то родственную близость с действующими лицами подобных публикаций, и сейчас у нее мелькнула мысль, не связано ли это каким-либо образом с ее первой семьей.
Взгляд Лори привлек заголовок за витриной из помутневшего плексигласа.
«Семья священника бежит из дома с привидениями».
В детстве она сама жила в доме с привидениями.
Эта мысль пришла не как откровение, не как внезапный выброс памяти, а мягко, совершенно буднично, словно Лори всегда это знала и сейчас газетный заголовок просто направил ее мысли в нужное русло. Перечитав заголовок, она посмотрела на несомненно поддельный снимок священника, его жены и дочери, в ужасе взирающих на запущенный особняк, над которым маячит огромный рогатый демон.
Теперь, когда Лори активно искала воспоминания о своем раннем детстве, они постепенно начинали возвращаться к ней. Вот только уже не могла сказать, хочет ли по-прежнему узнать правду о своей жизни до прихода в приемную семью. Конечно, ей было любопытно, однако это уравновешивалось нарастающим ощущением опасности, предчувствием того, что в ее прошлом было нечто такое, о чем ей лучше не знать.
В своих мыслях Лори видела дом: угрюмый особняк в викторианском стиле, стоящий на поляне в лесу. Вокруг возвышались древние гигантские сосны, так что это, вероятно, было в Вашингтоне, Орегоне или в северной части Калифорнии. Что касается того, почему в доме водились привидения, ничего определенного Лори сказать не могла. Она знала только, что дом навевал страх, и даже она, тогда еще совсем маленький ребенок, чувствовала этот страх.
Лори не могла вспомнить, были ли у нее братья или сестры, однако определенно в доме жил еще один мужчина, ведь так? Дядя? Один из папиных приятелей по службе в армии? Лори не помнила, кем он приходился ее родителям, не помнила его имя, но в памяти у нее сохранился отчетливый образ одетого с иголочки мужчины с тонкими усиками. Вряд ли он был англичанином, но почему-то этот мужчина напоминал Лори элегантного британского актера, чьего имени она не знала.
Еще один ребенок был, но эта девочка не жила вместе с ними, а только приходила поиграть.
Доун.
Девочка из прошлого.
Которой Лори обещала, что выйдет за нее замуж.
Теперь Лори ее вспомнила, вспомнила ее имя, однако ее лицо путалось с лицом девочки из переулка, с лицом девочки из кошмарных снов. Доун была тем единственным из прошлой жизни Лори, что не ушло на дно, не оказалось погребено, что она не стерла полностью в своей памяти, но только в ее воспоминаниях девочка жила недалеко от их дома и Джош также был с ней знаком. Однако теперь Лори понимала, что память перенесла эту девочку из одного времени, из одного места, в совершенно другое. Доун была из «до того». Из того далекого прошлого до того, как родители Лори умерли, а ее саму удочерили.
В своих мыслях Лори видела Доун, стоящую между двух сосен, улыбающуюся, манящую ее в лес.
По мере того как Лори восстанавливала детали воспоминаний, границы картины расширялись. Ей запрещалось уходить в заросли вокруг дома. Родители внушили ей страх перед лесом, и Лори знала о таящихся в нем опасностях еще до того, как ей разрешили играть на улице перед домом. Доун было прекрасно известно, что ее подруге нельзя уходить в лес, но она все равно стремилась заманить Лори туда, упрашивая ее, называя ее трусихой, обещая ей удовольствие, веселье и дружбу на всю жизнь.
Лори не поддалась – в этот раз, – но Доун не оставила своих попыток, и она пребывала в постоянной борьбе, разрываясь между родительскими запретами и уговорами подруги.
Была ли Доун причастна к смерти родителей Лори?
Почему-то Лори думала именно так. Она не совсем понимала, какое отношение мог иметь ребенок к убийству двух взрослых, однако уверенность оставалась.
Убийство двух взрослых?
Да.
От этой мысли у Лори по спине пробежали мурашки.
Допив кофе, она выбросила бумажный стаканчик в урну перед входом в маленькое кафе и попыталась сосредоточиться на настоящем, на улице, на магазинах, на прохожих, стараясь не думать о своих новообретенных воспоминаниях.
Всего полчаса назад у Лори даже в мыслях не было, что ее удочерили. Такое ей даже в голову не могло прийти. И вот теперь она восстанавливала в памяти свое другое прошлое, предысторию, о существовании которой и не подозревала, однако отголоски этого ощущались даже по прошествии стольких лет.
Тут навалилось столько всего, что сразу не разберешь. Думать об этом прямо сейчас Лори не могла. Ей необходимо время, чтобы во всем разобраться.
Вернувшись назад в торговый центр, она толкнула дверь и вошла в книжный магазин. Джош обслуживал покупателя, мужчину, чем-то похожего на Дуга Хеннинга[16], но, увидев сестру, он тотчас же извинился и с встревоженным лицом поспешил к ней.
– У тебя всё в порядке?
– У меня всё замечательно, – слабо улыбнулась Лори. – Возвращайся к своему покупателю.
– Он подождет.
Лори почувствовала, что у нее наворачиваются слезы. Хоть биологическое родство между ними и отсутствовало, Джош был ее братом, единственным близким человеком, и пусть во многих отношениях он неудачник и растяпа, ей несказанно повезло, что он у нее есть, и о более любящем и заботливом родственнике нечего и мечтать.
Лори стиснула брата в объятиях.
– Я тебя люблю, – прошептала она, не обращая внимания на катящиеся по щекам слезы. – Я тебя очень люблю, Джош!
– И я тебя очень люблю, – ответил он, крепко прижимая ее к себе.
Когда Лори приехала домой, Мэтт ждал на крыльце.
Первым ее побуждением было не останавливаться, проехать мимо, ехать и ехать, и вернуться домой только тогда, когда он уйдет, но хотя руки у нее дрожали, а внутренности превратились в желе, она заставила себя поставить машину на стоянку, выйти и твердым шагом направиться к дому. На лицо она натянула самое сердитое и решительное выражение.
Мэтт спустился с крыльца ей навстречу.
– Лори…
– Я не хочу с тобой разговаривать, – твердо отрезала она.
– Я пришел, чтобы попросить прощения.
– Ты для меня больше не существуешь, нас ничего не связывает, и у тебя нет оснований просить у меня прощения.